накачали только по той причине, что это могло помешать работе. Хотя сонга и уверяла, что легко выведет любое количество алкоголя из организма в считанные минуты, я проверять не решился, предчувствуя не слишком приятные последствия. Особенно учитывая её особенный взгляд. Есть даже такое красивое название… А, пытливый.

Но что-то ответить надо, раз спрашивают.

– Не голодаю.

А вот выражение этого взгляда затруднюсь определить. Но то, что недобрый, это точно.

– Давайте руку.

Она затянула жгут, заставляя вены вздуться.

– Не волнуйтесь, у меня есть все нужные сертификаты. И я подтверждаю их каждый год. Иногда в моей практике это оказывается полезным. Но в первый раз…

В нос ударило знакомым запахом антисептика. Кэтлин сделала небольшую паузу и ввела иглу.

– Первый раз это пришлось сделать из-за Валентина.

Странно. Слова вроде бы составлены как-то укоризненно, даже обвинительно, а голос звучит совсем иначе. Без сожалений, во всяком случае.

– На летние каникулы дядя увозил нас в свой сельский дом, поближе к природе, фермерским продуктам и скукотище. Я обычно набирала с собой кучу учебников, так что было, чем заняться. Брат предпочитал натурные исследования.

Стоит ли думать о сказанном, если улавливаешь только половину смысла? Да и то, в наших жизнях даже у знакомых мне слов наверняка не слишком похожие значения и подтексты.

– Большую часть детства и юности Валентин был любопытным и задиристым дрищом, латать его нужно было регулярно, а дорога в ближайшую клинику занимала почти полдня, вот я и… Прошла курсы медсестер, чтобы экономить себе время и нервы.

Зато, пока ни хрена не понимаешь, можно смотреть, как пробирки с разноцветными колпачками поочередно наполняются кровью.

– А вы в детстве много дрались?

Я попробовал вспомнить. И честно сказал:

– Больше били меня.

Она о чем-то задумалась, вынимая иглу и заклеивая место прокола. Наверное, начала строить в воображении логические цепочки, пытаясь приклеить мой ответ к существующему положению дел. И видимо результат получился не очень хороший, потому что следом я услышал:

– Простите. Это было бестактно с моей стороны.

Почему?

– Нормально. Вы спросили, я ответил.

– Могли бы и приукрасить.

То есть, сказать неправду? А как же разговоры о том, что безопаснее соврать священнику на исповеди, чем своему адвокату? Да и…

– Зачем?

– Чтобы произвести впечатление.

А это необходимо? Не сейчас, не здесь конкретно. Вообще. Тем более что мой послужной список она читала, медкарту тоже. И в них нет ничего впечатляющего. Только если наоборот. Но когда все уже давно известно, какой смысл приукрашивать?

– Вот, к примеру… Кто сильнее, Валентин или вы?

И почему я думал, что с ней будет проще разговаривать, чем с сонгой? Такие же странные вопросы, если не хуже.

Что значит – сильнее? Чисто мускульно? По части умений и навыков? Ситуативно? В комплексе? Мы не проводили замеры. Хотя… Точно. Она же об этом самом. И как раньше-то не догадался?

– С дверью я тоже смогу помочь.

– С какой ещё…

Она осеклась и надавила указательным и средним пальцем на свою переносицу. Сильно.

– Хорошо, что не нужно оценивать ничего психологического…

– Простите?

– Снимайте футболку. Да не за ворот же!

Сколько у неё всяких правил… Но это и хорошо. Потому что каждое правило – точка опоры. А когда оно внешнее и ничем не зависит от тебя, это просто замечательно.

– Стойте спокойно.

Чтобы трафаретная сетка датчиков легла лучше? Думаю, нормально получилось бы в любом случае, особенно с этими пальчиками. Старательными и…

Так много напряжения, что даже я его чувствую. И это неправильно. Потому что напряжение всегда связано с болью, сначала текущей, потом отложенной. Неужели, Кэтлин прямо сейчас что-то настолько беспокоит?

Что бы это могло быть? Ну не я же, в самом деле. Тем более что сам беспокойства не ощущаю от слова совсем.

Сегодня одна простая задача: выйти в свет. Засветиться, то есть. И с этой стороны проблем быть не должно. Если верить Марко, а он мужик вроде бы вменяемый, приукрашиваниями не увлекается… Так вот, по его словам, планируется что-то вроде представления и регистрации участников, не более того. Потому что там и люди серьезные, и ставки: без долгой подготовки и согласования ничего не происходит. И вообще, по его рассказам выходит что-то исключительно церемонное и ритуальное, без малейшей спонтанности. Правильное и по правилам, то есть. Значит, беспокоиться, и правда, не о чем.

А если даже дело дойдет до… Я буду стараться. Сонга будет стараться. Справимся. Хотя, комплектность органов и впрямь может пострадать. Но тогда проблемы будут только между мной и страховой компанией, разве нет?

Наверное, это просто усталость. Она же много работает, вон, даже по ночам. Хотя, в моем случае больше Полли виноват, чем тяга к справедливости и хорошим гонорарам.

Ещё есть подозрение на что-то личное. Может, брат опять начудил. Может, с дядей ещё не помирилась. Или с чувствами возникли трудности. Или…

Неважно. Все равно, напряжение это плохо. И оно непременно закончится самой настоящей болью, если его не снять. Но что я могу для этого сделать? И могу ли вообще?

Велела стоять спокойно, значит, так надо. Правда, смотреть не запретила, как тогда, в машине. Хотя, в таком ракурсе многое увидеть не получится. Только представлять.

Позволить сначала взгляду, а потом воображению скользнуть по крылу носа на щеку, в россыпь веснушек, по скуле, за ухо, путаясь в чуть растрепанных темно-золотых прядях. На шею, где под тонкой кожей бьется пульс. По ключице, в ту самую ямку, своим треугольным перстом словно нарочно указывающую единственно верное направление. Дальше и ниже, в ложбинку между холмов, на тропинку, ведущую к…

– Ещё совсем чуть-чуть, - выдохнула Кэтлин, отрывая ладони от моей груди.

Да я не тороплюсь. И не тороплю. Даже наоборот, можно было бы ещё медленнее разглаживать эти ленточки. Особенно…

Да, особенно на спине. Потому что песни песнями, а прикосновения все же лучше. И пусть это вовсе не массаж, я всегда могу представить… Я же могу представить? Или мои мысли постыдны и предосудительны?

Лучше вернуться к её пальцам, которые все ещё напряжены. Осторожно погладить каждую фалангу, каждый сустав, похожие на бусины четок, которые добрые и не очень католики перебирают в молитвенном экстазе. Подняться к локтям, наверняка таким же острым, как её слова временами. Обнять плечи, ощупывая каждую мышцу в поисках тех самых узелков, которые могут причинять боль. По трапеции добраться до середины спины и отправиться в долгий, основательный спуск с непременными вдумчивыми остановками на каждом позвонке. Чтобы немного пожалеть, когда они закончатся. Но только