Вздымая настоящие волны из песка, кавалерист несся в атаку, размахивая палашом как вентилятор лопастями. Дробовик он даже не стал доставить из-за спины, очевидно твердо решив покрошить противника в кровавый винегрет. До первой раны арбитр при всем желании не имеет права остановить схватку, а если ею окажется перерубленная напрочь шея… Что ж, бывает. Не повезло. Умершего похоронят с почестями, а начальству училища могут дать втык, если количество покойников в месяц превысит некоторую среднестатистическую отметку. Олег, мысленно благословляя себя за идею разложить баллисту заранее, судорожно дергал созданной собственными руками артиллерией, пытаясь навести ее на противника. Однако тот, несмотря на принятую боевую химию, ясности ума не потерял. Примерно от середины арены витязь пошел вперед зигзагом. Скорость сближения, конечно, несколько снизилась. Но куда сильнее упал шанс получить весящую полкилограмма стальную стрелу.

«Взвести второй раз не успею, – понял Олег и вытащил одной рукой револьвер, второй не отпуская спускового крючка баллисты. Петляющий, словно страдающий потерей ориентации заяц, противник просто отказывался быть расстрелянным прямой наводкой. – Притормозить его пулями, а уж потом…»

Подумать о том, что потом, юноше не дал налетевший словно смерч противник. Две зачарованные кое-как пули не смогли его не только остановить – даже не замедлили, полностью потеряв свою убойную силу в объятиях магического щита. Сжатый обеими руками палаш кавалериста колющим выпадом ударил в грудь Олега и отскочил обратно, столкнувшись с незримой преградой.

«Не разверну, – понял спускающий курок в третий раз инвалид, у которого мгновенно пересохло в горле при осознании полной бесполезности его главного козыря. Все-таки баллиста оказалась слишком громоздка и неуклюжа, чтобы использоваться в нормальном ближнем бою. – Значит, надо не дать нанести ему новый удар!»

Буквально распластавшись по вражескому магическому щиту, юноша продавил его и шагнул вперед. Реагирующие подобно ремням безопасности только на импульс выше определенной силы, эти артефакты могли быть обмануты. Конечно, опытный чародей мог бы усилием воли переключить их на параноидальный режим работы и сделать полностью непроницаемыми ни для чего плотнее воздуха… Однако в таком случае заряд накопителей истощился бы очень быстро просто от ветра. И в любом случае кадеты Североспасского магического училища под данное определение не подходили. Лезвие уже отведенного в сторону для рубящего удара палаша вонзилось в плечо и спину приникшего к противнику Олега. Однако из-за слишком неудобной позиции резко пошедшей на сближение цели рубящий удар растратил большую часть своей мощи на поражение пустого пространства. Правда, остатка все равно хватило для того, чтобы усиленная металлическими вставками кожаная куртка лопнула. Однако лезвие глубоко в плоть так и не прошло. А боль начинающий целитель конечно же полностью отключил себе заранее. Прижав ствол револьвера почти вплотную к подбородку витязя, он выпустил оставшиеся пули ему в шею… И полетел кувырком, словив сначала рикошет в грудь, а затем мощнейший удар забралом по носу.

Витязь не стал повторять типичную ошибку всех главных злодеев и пускаться в разговоры. Быть может, потому что являлся всего лишь шестеркой на побегушках у типов, которые на сей титул тоже ну никак претендовать не могли. Шагнув вперед молчаливым воплощением смерти, пускай и немного пошатывающимся, он с силой молотобойца обрушил свой палаш прямо на ту часть Олега, которая оказалась к нему ближе всего. Причем бил лезвием, желая не оглушить, а расчленить. К счастью, дезориентация после попадания в основание головы двух пуль помешала ему понять, что это нога. Деревянная. Зачарованная на дополнительную прочность незнамо кем и когда, она все-таки боевым протезом не являлась. И потому, хрустнув, распалась на две половины. А перерубивший ее палаш вонзился в песок арены. И по сжимающим его пальцам рубанул Олег, еще не сумевший подняться, но оружие из ножен уже доставший. Латная перчатка кавалериста была качественной, хватательный инструмент, данный некоторым приматам матушкой-природой, остался на месте. Однако острую железяку он все же чисто рефлекторно упустил. Дернувший здоровой ногой со всей силы инвалид отправил блеснувший на солнце клинок в полет метров на десять. Кажется, он сильно порезал ступню, но это не имело значения. Главное, что его противник остался почти безоружен. Ведь за висящим где-то сзади дробовиком еще надо было тянуться.

Потерявший в процессе короткого полета револьвер Олег оперся на одно колено и постарался встать, не обращая внимания на текущую из раны на щеке кровь. Собственная пуля, отскочившая от стального воротника витязя, не могла углубиться слишком далеко. И хотя его язык явственно ощущал крошево кости и зубов, это было поправимо. Даже его собственными силами. Ему требовалось воспользоваться появившимся ненадолго преимуществом…

Увы, противник идти на поводу желаниям парня не собирался. Словно бронированный медведь, витязь распахнул свои объятия и рухнул всем телом на ведьмака, переводя бой в борьбу. И в ней у кавалериста имелось изрядное преимущество. Стальная скорлупа доспехов, в отличие от рыцарских лат Средневековья, не слишком-то сковывала его движения. И в то же время она отлично защищала от попыток ударить кулаком в лицо, пах или иное уязвимое место. Палаш же у Олега нереально сильный и тяжелый витязь, усевшийся ему на грудь, практически сразу вырвал и отбросил подальше, после чего принялся тупо и без затей превращать побежденного противника в котлету при помощи бронированных кулаков.

Стальные кулаки сдирали кожу и, кажется, даже мясо на лице. Вминали защитные пластины куртки в грудь. Вышибали зубы вместе с деснами. Единственное, что мог сделать в такой ситуации Олег, – это прижать обе руки к единственному глазу и со всей силы его беречь. Хотя перчатки у витязя вряд ли обладали разрушительными свойствами смарагдова пламени, окончательной слепоты парень боялся слишком сильно, чтобы рисковать. Он пытался пару раз прохрипеть «Сдаюсь», но его то ли не слышали, то ли не желали слышать. Боль сквозь возведенную при помощи магии преграду пробивалась лишь отдельными ослабленными всполохами, но все ближе и ближе подступала чернота беспамятства. И наконец-то наступил тот момент, когда забвение накрыло Олега с головой.

Чернота баюкала и несла почти утратившего способность соображать куда-то вдаль на своих волнах, а потом оставила… Где-то. Где не было ничего, только ставшие уже почти привычными качели пустоты. С каждой секундой это ничто, правда, наполнялось… Чем-то. Но покачиваться от этого не прекращало. И вот наступил момент, когда порог невозврата оказался пройден. Олег увидел свет и открыл глаз. Именно в такой последовательности. Тела он не чувствовал. Все вокруг было белым. Его нос, который раньше вроде бы был виден только в зеркале, стены, потолок, одежда… И даже Святослав со Стефаном, выжидательно взирающие на парня, почему-то изменили привычной цветовой гамме в сторону белизны.

– Ребята… Вы тут… И до вас добрались… – хотел сказать Олег, пребывающий в полной уверенности, что находится в раю, что он его если не заслужил, то выстрадал. Однако из горла у него вылетел только какой-то слабый, почти нечленораздельный шепот. Который тем не менее с каждой секундой акклиматизации и новым словом становился все четче и четче. Ну, во всяком случае… – А где мама? Отец? Родители? Почему меня встречаете вы, а не они? Они же должны… Наверное… Стоп! Они там! А я здесь! В чужом! У них свой рай, а я в чужом! Верните меня обратно, в мой рай!