Пятьдесят минут промчались, как мгновение, хотелось слушать еще и еще, но уже зажглись люстры, и публика, отбившая ладони аплодисментами, неохотно тянулась к выходу.

— Мамочка, спасибо, ты устроила мне настоящий праздник…

— Куда это ты собрался, интересно знать?! А бан кет?

— Но, мама, я не любитель…

— Надо, Нил, надо. По программе ты, как главный спонсор всего мероприятия, должен вручить диплом и чек победителю…

— Мама, я никому ничего не должен.

— Но люди захотят поблагодарить тебя, и будет просто невежливо…

— Ну, хорошо, хорошо, я появлюсь там на несколько минут, пообщаюсь с народом… Только имей в виду, на сцену я не полезу и призы вручать не буду. Вы уж как-нибудь без меня…

Пока приглашенные рассаживались по местам в беломраморном театральном кафе, Нил успел обменяться добрыми словами с каждым из конкурсантов, поблагодарить организаторов, пожать руки высоко — и средне-поставленным чиновникам, деятелям культуры. Наконец, все участники действа поднялись на возвышение в торце зала и выстроились по ранжиру — призополучатели слева, призовручатели справа, посередине же, словно царица на троне, величественно восседала в кресле сама Ольга Баренцева.

Нил, с бутылочкой зельтерской в руке, пристроился на свободное местечко поближе к выходу.

— Простите, у вас не занято?

В открытом платье зеленоватого оттенка, удачно сочетающегося с ее короткими, чуть подвитыми рыжеватыми волосами, девушка показалась Нилу не просто хорошенькой — обворожительной. Белоснежную шейку украшало неброское, но очевидно дорогое жемчужное ожерелье, уши — крохотные серьги с бриллианта ми, запястье — дамский «Лонжин» с платиновым браслетом. Никакой косметики — да и нужна ли косметика этому свежему румяному лицу, этим большим миндалевидным глазам, этим ярким губкам?

Видя, что произвела впечатление, девушка слегка улыбнулась и присела на свободный стул.

— Вы заговорили со мной по-русски. Почему?

— Я слышала, как вы разговаривали с Ольгой Баренцевой. Вы, должно быть, ее импресарио?

— Я ее сын.

— Потрясающе! Я ее большая поклонница, стараюсь не пропустить ни одного концерта с ее участием…

— Но она теперь совсем не выступает в России, да и в Берлине всего второй раз.

— Это неважно, ведь самолеты летают повсюду…

Между тем, после краткого вступительного слова, ведущий передал микрофон бодрому толстячку в черном вечернем костюме.

— Lieber Damen und Herren!.. — откашлявшись, начал толстячок.

— Вы не откажетесь мне переводить, я плохо понимаю по-немецки…

Ее теплые пальчики дотронулись до руки Нила, вызвав давно забытый трепет.

— Охотно… Певческие конкурсы имеют в нашей стране многовековую традицию. Еще в те незапамятные времена, когда на месте нашего прекрасного Берлина стояли две деревушки, Ной-Кёльн и…

Девушка зевнула, прикрыв рот ладошкой.

— Как ваше имя, прекрасная незнакомка? — про шептал Нил.

— Что?.. Ах, Маргарита.

— Ах, Маргарита… Вам идет. А я Нил. Нил Баренцев, гражданин мира, по большей части обретаюсь в Париже. А откуда вы, прелестное дитя?

Она чуть поджала губы, но Нил понял — ей понравилось. Женщины, как известно, любят ушами.

— Я? Вы, наверное, про это место даже не слыхали Новый Уренгой.

— Отчего же не слыхал? Вотчина Газпрома. Вы часом не родственница господину Вяхиреву?

— Нет, но дядю Рэма знаю хорошо. Мой папа, Николай Петрович Савин, — его зам по производству…

— При всех германских королевских дворах — и у Фридриха Великого, и у курфюрста Саксонии, и у Людвига Баварского — были свои… — продолжал разливаться толстячок, явно не имея намерения закругляться.

Маргарита приблизила губы к уху Баренцева.

— Если все будут произносить речи, эта болтология растянется до утра.

— У вас есть альтернативные предложения?

— Я предпочла бы прост о погулять по ночному городу. Тем более, я в первый раз в Берлине

— Сочту за честь быть вашим гидом… А вы уверены, что прогулка вам не повредит? Мне показалось, у вас жаркое дыхание, и глаза блестят…

— Я в полном порядке. Хотя, пожалуй, не помешает одеться потеплей. Заедем на минуточку в отель. Вы не против?

— Отнюдь. Мое авто в вашем распоряжении…

По рассеянности Ольга начисто забыла сказать Асурову, что после концерта будет еще и банкет, и теперь он напрасно ждал ее на лавочке у входа в театр. Публика давно разошлась и разъехалась, а он все сидел, не решаясь ни уйти, ни заглянуть внутрь и навести справки, поскольку в первом случае он рисковал навлечь на себя гнев Ольги Владимировны, во втором — нос к носу столкнуться с Баренцевым, свидание с которым никак не входило в его планы.

«Интересно, где тут ближайшая пивная? — думал Костя. — Наверняка недалеко. Сбегать, что ли, быстренько шнапсу дерябнуть для согрева?»

Свежая мысль придала смелости. Асуров встал, сделал несколько шагов — и тут же спрятался за своевременно подвернувшееся дерево. На ступенях театра появился Баренцев с какой-то бабой, определенно не Ольгой.

Они остановились всего в нескольких шагах от него. Свет фонаря упал на лицо баренцевской спутницы, и Константин Сергеевич едва сдержал крик.

Он узнал Анну, ту самую малолетнюю стерву, которая так ловко умыкнула у него диадему императрицы и пустила под откос только начавшую налаживаться жизнь…

Возле парочки тут же материализовался длинный дорогой автомобиль, бесшумно и неспешно растворяя двери.

— Прошу, — сказал Нил, пропуская даму. Потом уселся сам, и прежде чем захлопнулась дверца, Асуров услышал: — В «Кемпински»!

Ах, вот, значит, как? Сговорились, значит? Одна, значит, на деньги разводит, а другой, значит, потом предъявы делает?

Ну, большого пока не одолеть, а вот девка…

Девка — слабое звено!

Выждав, пока авто не скроется за поворотом, Асуров вышел из своего укрытия и быстро зашагал по Унтер-ден-Линден в поисках ближайшего телефона автомата

Зайдя в кабинку, он нащупал во внутреннем кармане заветную записную книжечку, с которой никогда не расставался, а записи делал таким образом, чтобы никто кроме него ни черта в них не понял. Вставил в щель карточку, набрал номер. С замиранием сердца ждал.

— Грабовски хир! — отрывисто рявкнула трубка.

— Привет, Гюнтер, — по-русски отозвался Асуров. — Это Константин. Не забыл такого?..

С капитаном Штази Гюнтером Грабовски Асуров познакомился в Ленинграде еще в начале восьмидесятых. В деле об очередном антисоветском кружке оказались каким-то боком замешаны несколько студентов из ГДР, и, чтобы разбираться с ними, потребовался специалист из фатерлянда. Выяснилось, что Гюнтер прекрасно шпарит по-русски, охотно употребляет водочку и вообще парень свой в доску. Потом Гюнтер приезжал в Дрезден, где у Асурова была краткосрочная командировка, они и там неплохо провели время. Потом ГДР приказала долго жить, ее госбезопасность — тем паче. Но Асуров, по мере сил отслеживавший судьбы людей, которые могли бы ему пригодиться, знал, что несгибаемый Гюнтер не только выжил, но быстро приспособился к новым условиям и теперь возглавляет частное сыскное бюро.