— Я совершенно серьезно говорю. Обещай, что позволишь сфотографировать тебя.

— Не говори глупостей. И исчезни из моей кухни. Я оставила тебе чистые полотенца в ванной.

Рассел сохранил файл в компьютере, достал из сумки чистое белье и прошел в ванную, где возле умывальника лежала целая стопка полотенец. Разделся, пустил воду и заметил, что температура, какую установила Вивьен, отлично подходит и ему.

Маленькая деталь. Пустяк. Но благодаря ему он ощутил себя как дома.

Встал под струю, позволил воде и пене смыть усталость и удалить мысли, родившиеся и этим днем, и предыдущим. После истории с Зигги и после взрыва он впервые в жизни почувствовал себя действительно одиноким и беспомощным под свалившимся на него грузом ответственности. Но сейчас, здесь, он принадлежал только самому себе, своему собственному настоящему, а не воспоминаниям.

Он выключил воду, вышел из-под душа, стараясь не накапать на коврик, и стал вытираться мохнатым полотенцем, необыкновенно мягким и душистым. В доме у его родителей имелись целая армия слуг и лучшее на свете белье, но оно никогда не бывало таким мягким. Или, во всяком случае, так ему казалось сейчас. Он вытер волосы, надел чистую рубашку и брюки и, следуя примеру хозяйки, остался босиком.

Когда Рассел вернулся в гостиную, Вивьен сидела перед ноутбуком. Она открыла файл, который он сохранил под ее именем, и читала его.

— Что ты делаешь?

Вивьен продолжала читать, даже не шелохнувшись, не повернув головы, словно забраться в чужой компьютер — совершенно нормальное дело.

— Свою работу. Расследую.

Рассел возразил, но не слишком убежденно:

— Это нарушение частной жизни и свободы слова.

— Не хочешь, чтобы совала нос, не называй файл моим именем.

Закончив читать, она поднялась, медленно прошла в кухню и указала на кастрюлю с кипящей водой:

— Перышки или спагетти? На выбор.

Рассел удивился. Она объяснила:

— Я итальянка. Умею готовить. Уж поверь!

— Конечно, верю. Не понимаю только, когда ты успела приготовить соус.

Вивьен опустила в кастрюлю макароны и накрыла крышкой, чтобы побыстрее закипели.

— Ты с какой планеты свалился? Там нет морозильных камер и микроволновых печей?

— На моей планете мы никогда не едим дома. Или, по-твоему, дворец императора похож на закусочную?

Рассел с любопытством заглянул в сковородку с соусом:

— Знаешь, меня всегда восхищали люди, умеющие управляться с этими горелками. Однажды я попробовал сварить яйца, но умудрился спалить их.

Вивьен продолжала готовить еду. Шутка Рассела не отвлекла ее.

— Знаешь, сегодня я несколько раз задавалась вопросом, кто ты такой на самом деле.

Рассел пожал плечами:

— Обыкновенный человек. Без каких-либо особых достоинств. Обхожусь кое-какими особыми недостатками.

— Ошибаешься, одно ценное качество у тебя есть. Я прочитала то, что ты написал. Это замечательно. Убедительно. Доходчиво.

Теперь настала очередь Рассела порадоваться комплименту и постараться скрыть свои чувства.

— Ты находишь? Я впервые попробовал что-то написать.

— Да, нахожу. И если хочешь, добавлю еще кое-что.

— Что?

— Если бы ты не стремился всю свою жизнь превратиться в Роберта Уэйда, то обнаружил бы, что его брат тоже может оказаться весьма интересным человеком.

Рассел почувствовал, как в нем произошло что-то, чему он не мог найти определения. Его охватило какое-то новое, неизвестно откуда взявшееся чувство, о существовании которого он даже не подозревал.

Он понимал только, что именно ему хочется сделать. И сделал это.

Он обошел стол и приблизился к Вивьен. Обхватил ладонями ее лицо и поцеловал, нежно, осторожно прижавшись к ее губам. На какое-то мгновение она ответила на поцелуй, но тотчас решительно оттолкнула его.

Рассел заметил, как участилось ее дыхание.

— Эй, осторожней. Тихо. Я не это имела в виду, когда пригласила тебя сюда.

Она повернулась, как бы желая зачеркнуть случившееся. Несколько секунд занималась макаронами, предоставив Расселу любоваться ее спиной и ощущать запах ее волос. Он услышал, как она тихонько бормочет себе под нос:

— А может, и имела в виду. Нет, сама не знаю. Единственное, в чем я уверена, — мне не нужны осложнения.

— А мне тем более. Но если такова цена за то, чтобы получить тебя, охотно на них соглашусь.

Спустя мгновение Вивьен обернулась и закинула ему руки на шею:

— В таком случае к черту макароны.

Она подняла голову и на этот раз поцеловала его не отталкивая. Рассел ощутил ее тело, прижавшееся к нему, — в точности такое, каким представлял его. Крепкое и нежное — утешение сегодня и отчаяние вчера.

Сунув руку под кофточку и гладя ее кожу, он спрашивал себя, почему здесь, почему сейчас, почему она и почему не раньше. Целуя его, прикрыв от наслаждения глаза, Вивьен увлекла его в спальню. Полумрак принял их и убедил, что это самое подходящее место для них и для того возбуждения, которое срывало одежду и превращало тело в священный храм.

Утопая в ней, забыв обо всем на свете, Рассел не мог понять одного: что же такое Вивьен — восходящая заря или отблеск заката.

Зато определенно знал, что имя отражает ее суть. Свет, и все тут.

Потом они лежали, слившись друг с другом так, словно ее кожа — естественное продолжение его. Рассел почувствовал, как проваливается в сон, но тут же вздрогнул от страха потерять ее. Оказалось, он спал всего несколько минут. Протянул руку и обнаружил, что кровать пуста.

Вивьен стояла у окна. Он увидел ее против света, за прозрачной занавеской. Поднялся и подошел к ней. Отодвинул занавеску и обнял сзади. Она прижалась к нему в ответ, просто и естественно, словно должно быть только так. И никак иначе.

Рассел коснулся губами ее шеи и вдохнул запах ее кожи — запах, какой бывает у женщины после любви.

— Ты где?

— Здесь. Там. Повсюду.

Вивьен легким жестом указала на реку за окном, на весь мир.

— И я с тобой?

— Ты всегда был со мною, я думаю.

Они помолчали. В словах больше не было нужды.

За окном спокойно текла река, отражая свет — ненужную роскошь для их глаз. Все, что требовалось для разрушения и созидания, находилось в этой комнате.

Они стояли, обнявшись, радуясь счастливой минуте, как вдруг на горизонте вспыхнул ослепительный свет, моментально заполнив собою все пространство между домами и запечатлев их силуэты в оконной раме.