А затем сама сдвинула в сторону тонкое кружево трусиков, чтобы насадиться на мой член. От одного этого впору кончить, точно неопытному мальчишке, — от её вида, от приятной тяжести её тела. От ощущения крепких ягодиц в моих ладонях и упругой груди, которую я тут же принялся целовать, вылизывать, покусывать…

Она прекрасна, моя Джинни. Вся она. Ласковая, нежная, горячая, роскошная женщина, которая принадлежит мне. И которой принадлежу я. Ни с кем другим я не смог бы от банального, пошлого перепиха в машине ощутить такой нереальной, рвущей крышу эйфории.

— Люблю тебя, — прошептал я, уткнувшись лбом Реджине в плечо. — Люблю тебя, слышишь?..

— Да, да, я… — она потянула меня за волосы, заставляя отстраниться, позволяя увидеть её глаза — совершенно дикие, горящие, будто она вот-вот обернётся тигрицей. — Я знаю, я…

Не обернулась. И заканчивать ответ не стала. Обеими руками скользнула под мою рубашку (Хаос, почему она вообще до сих пор на мне?!); влажным языком проследила путь от ключицы к уху, заставляя меня прикрыть глаза от удовольствия и застонать. А потом…

Стало больно. Так больно, что на миг захотелось скинуть Реджину с себя — чтобы прекратила, чтобы вытащила из моей шеи зубы, такие острые, будто меня и впрямь кусает тигрица.

Больно. И вместе с тем так хорошо, так приятно, будто я только этого момента и ждал всю свою жизнь. От юности, когда впервые возжелал женщину, до этого самого дня. Джинни отметила меня, сделала своим, и этот след будет виден всем и каждому. Все в Грейморе узнают, с кем я, кому принадлежу, кому я показал горло.

И плевать, что всё не так, как хотелось, не в том месте, не в то время. На то, что это я — я! — должен быть первым, кто пометил бы её как свою женщину. На всё плевать. На всё, кроме неё самой, так сладко содрогающейся в моих объятиях, так жалобно стонущей, словно ей мало, словно она хочет ещё. Прямо здесь, прямо сейчас.

— Джинни, эй, — позвал я, когда понял, что она вздрагивает вовсе не от накрывшего её оргазма. Плачет. Так, это ещё что за новости?.. — Что случилось? Я что-то не то сделал? Джинни, где больно?

— Нигде мне не больно, кретин! — огрызнулась она, сердито стукнув меня кулаком по груди. — Нигде! Не с чего! Да не очень-то и хотелось, похожу ничейная ещё пять лет!

С обычной своей кошачьей ловкостью Реджина шустро сползла на пассажирское сидение и там обиженно нахохлилась, подтянув коленки к груди. Я же никак не мог решить, чего хочу больше — заржать в голос, хорошенько надавать ей по заднице или же трахнуть её снова.

Ну да, ответ очевиден. Жаль только, что для меня одного.

— Хота, отвези меня домой! — потребовала она всё тем же тоном капризной сучки, бесячим и забавным одновременно. — Я хочу домой. Одна. Сейчас же. Можешь ты хоть это сделать?!

Нет, серьёзно? Вот теперь охота и накрыть ладонью лицо, и впиться уже зубами в её нежную шею, и просто прижать Реджину к себе. Чтобы успокоилась, чтобы перестала пахнуть так, словно она…

А, чтоб тебя.

— У тебя течка, — заявил я. Именно заявил, вот ни разу не спрашивая. Спешно содрал с себя рубашку, впихнул ей в руки. — Надень. И даже не думай, что я оставлю тебя одну. Откуда вообще эти дурацкие мысли?..

— О, просто прекрасно, моё мнение снова тебя не волнует! — истерично воскликнула она, но в рубашку завернулась. — Отлично, значит, доберусь сама. И запру все двери. Ночуй на крылечке, раз такой умный!

И, прежде чем я успел завести кар, Реджина выскочила на улицу, громко хлопнула дверцей. Нет, не собирается же она?..

— Да твою ж тигрицу-мать, Регинхильд! — я выскочил следом, боясь, что она успеет перекинуться и исчезнет среди деревьев. Одна, беззащитная, невесть где. — Сядь в машину, по-хорошему прошу!

— Я. Не. Хочу! То, чего я хочу, ты мне не даёшь. Снова!

— Серьёзно, блядь?! — теперь я уже не смог сдержаться и заорал на неё. Плохая идея — девчонки в гон невыносимы, капризны и очень ранимы. — Здесь, Джинни? В машине, в каких-то ебенях? Охуеть просто, идеальный первый раз!

— Ах, прости, что не подарила тебе цветы!

Она мне не подарила?! Прядильщик, признайся честно — я слишком плохо себя вёл, поэтому ты дал мне в истинные пары вот эту невыносимую женщину?

Подошел к ней. Не обращая внимания на попытки сопротивляться, прижал спиной к себе, крепко обхватил за талию, чтобы даже не думала сбежать от меня.

— Джинни, я столько тебе сделал. Столько вреда причинил, столько боли. Что плохого в том, что хотя бы это будет… так, как ты заслуживаешь? Да, с цветочками, сердечками и прочей этой херней! С чем захочешь! Я не отказываюсь от тебя, я люблю тебя…

— Так докажи, Хота! Докажи свой трёп делом или!..

Спешно накрыл её рот ладонью, чтобы замолчала. Я понял, Джинни, всё прекрасно понял. И ты даже не представляешь, чего мне стоит сдерживаться. Как сильно я хочу отметить тебя собой. Не просто заняться с тобой сексом, а быть твоим по-настоящему.

— Хорошо, — тихо прошептал ей в самое ухо, коснулся губами мочки.

Она снова дёрнулась, но я не отпустил. Только руку с губ убрал, чтобы отвести в сторону её волосы, обнажить шею, трогательно выглядывающую из воротника моей рубашки. Реджина замерла в моих руках, вздрогнула лишь когда я скользнул ладонью между её ног, чтобы погладить нежную кожу. С ума сойти, какая же она влажная и горячая там.

— Хорошо, Джинни, — повторил я.

И будто впрямь с обрыва спрыгнул — настолько невероятным было впиться зубами в её шею, под её же громкий стон боли и удовольствия. Укусил, пометил, почувствовал наконец вкус её кожи и её крови. Это больно. Это должно быть больно, уж так мы устроены. Метка должна держаться долго — чтобы тот, на ком она поставлена, ощущал её каждую секунду до тех пор, пока не придёт время поставить ещё одну или обновить эту. Чтобы помнил, кому принадлежит.

Реджина вцепилась мне в руку, царапая острыми ногтями, то ли пытаясь отстранить, то ли побуждая действовать активнее. Я выбрал второе. Проник в неё пальцами, срывая с губ очередной стон; задвигался внутри, чувствуя, как она отдаётся мне, как помогает, насаживаясь все сильнее и тихо прося, чтобы не прекращал.

Оставить её одну? Да как же! Не когда она откидывает голову на моё плечо; не когда, обернувшись, смотрит так, что впору пламенем заняться; не когда узкая ладонь скользит по моему животу и ниже…

Само собой, долго никто из нас не продержался. Оргазм вдарил по башке кувалдой, выбивая оттуда остатки мозгов, но вместе с этим и помогая худо-бедно обуздать звериную похоть. Вот и славно, не улыбается мне что-то средь бела дня устраивать придорожный секс-марафон. Да и Джинни идею не оценит, наверное.

Хотя Джинни, похоже, сейчас пофиг: она почти повисла на мне, прижалась всем телом, молчаливо прося защиты. Ну и вот и что с ней такой делать? Только целовать как можно ласковее — чтобы не боялась, чтобы доверяла. А потом усаживать в машину, увозить побыстрее, упрятывать в башню понадежнее. То есть в её кошачий домик, конечно же. Благо там и башенка какая-никакая имеется.