Дракон чертов!

Непробиваемый!

– Если я от тебя дурею, Нииика, это еще не значит, что ты взгромоздишься сверху и будешь веревки вить. Ясно? Я сказал. Будет так, как должно. По-нормальному. Женщины не работают. Дома сидят. Мужчину своего ждут. С горячим ужином и мокрыми между ногами. Ну, с ужином, конечно, я погорячился. Но про остальное забудь. Поняла?!

Рычит. Даже вот так. Когда лицо каменное, а он просто чеканит слова, цедя их сквозь зубы. А все равно. Рычит. Как самый настоящий разъяренный зверь.

И внутри холодеет. Потому что что-то мне подсказывает, что я еще не видела Армана по-настоящему разъяренным!

– Поняла? Никккка! Я не слышу!

– Но…

– Никаааааа!

А вот теперь уже по-настоящему рычит.

И мне ничего не остается, как просто кивнуть.

Ладно. Мы еще вернемся к этому вопросу.

– Да!

Рявкает в трубку, наконец отрываясь от меня.

А я опять бесстыдно рассматриваю его, абсолютно голого.

Крепкие, как камень ягодицы. Огромные ноги. Спина с перекатывающимися мышцами.

Чеееееерт!

Ну нельзя быть таким! Ну просто нельзя!

От него же слюна прямо во рту собирается. Так, что захлебываться начинаю.

– Что, твою мать?

Хмурит брови, бросая на меня странные нечитаемые взгляды.

– Хорошо. Я понял. Отбой. Будет что-то еще, связывайся. Да. В любое время дня и ночи.

– Арман?

Мне не нравится. Совсем не нравится его хмурое лицо. Что-то явно важное.

Или я вопросов тоже не имею права задавать?

– Что случилось?

– Взорвали твою больничку, Ника, – бросает мрачно, сжимая кулаки. – Так что нет у тебя больше работы. Кроме меня. Не осталась бы со мной, решил бы, что это твоя работа. Судя по кухне, здесь у тебя талант.

Понимаю, что расслабить хочет. А у самой внутри все сжимается.

– Как? – задыхаюсь.

– Как это ­– взорвали? А как же больные? Роженицы? Те, кто на сохранении? И девочки? Весь персонал?

– Тихо, Ник. Тихо. Успокойся.

Тут же оказывается рядом.

Обнимает.

Стирает своим теплом крупную ледяную дрожь, что бьет меня градом.

– Всех успели вывезти. Жертв нет. Все живы. Но сама понимаешь. Никуда я тебя не отпущу! Тихо. Тихо, малькая.

Сама не замечаю, как из глаз брызгают слезы. А он… Он утирает их подушками пальцев. Продолжая прижимать к себе.

– Ну все. Тссссс. Успокойся. Нет жертв. Нет. Даже твой урод бывший, и тот цел. Все, Ника. Ты радоваться должна. Радоваться, что тебя там не оказалось!

Арман.

Говорю, а внутри все клокочет.

Дикой смесью. Адским коктейлем.

Блядь. Она правда. Правда могла быть там.

Не вру. Ей сейчас не вру, конечно. Хотя и соврал бы, не задумавшись.

Трупов и правда нет.

Но ожоги. Половину людей из больнички отправили в реанимацию.

И челюсти сжимаются. Я ведь знаю, чья это работа.

Не мое, конечно, дело. Ни разу не мое. А в чужие расклады я привык не лезть. Сами должны разгребать и разбираться.

Но, блядь, Асламовы краев не видят. Суки. Такой ценой наказать персонал решили за то, что дочку их откачали в больничке этой.

А не откачали бы? Что? Подыхать девчонке? Только за то, что не с тем, кого отец ей выбрал, связалась?

– Градов.

Прижимаю мою трепещущую под руками девочку рукой. Второй набираю этого.

Первый раз вижу, чтобы так искренне не за себя, за чужих переживали.

И внутри обрываются какие-то ниточки. Дергаются до боли.

Какая же она… Наивная. Глупая. Маленькая.

Такой доброй в этом мире нельзя. Это же самоубийство!

Но, блядь.

Я не хочу. Не хочу, чтобы этот жесткий мир ее ломал. Делал другой. Холодной. Ледяной. Черствой и расчетливой. Такой, как все. Чтоб только о себе думать, а на других наплевать.

Хочу, чтоб и осталась вот такой. Нетронутой. Как первый снег, нетронутой и чистой. Чтобы этот свет и добро в ней остались. Навсегда.

А ведь мир сломает.

Вот, как ломанулась спасать своего мудилу. И куда попала! А если бы я не пришел?

Первый раз в жизни судьбе благодарен. Обычно от меня самого все зависит. Так привык.

Но здесь, блядь, реально. Сама судьба. Сама богиня Победы, моя  Ника вмешалась. Не будь этого расклада с Градовым и жадности Гудимова, который за молчание кусок себе отхватить решил, хрен бы я у него девочку свою нашел. А, может, и нашел бы. Но было бы уже на хрен, поздно.

Сломали бы ее там. Так бы сломали, что хрен бы собрал. Уничтожили бы.

– Ну что? Жива девчонка? И ее ребенок? Стоило оно того?

– Жива. И ребенок тоже, – слышу хриплый ответ.

А на заднем плане детский лепет. Смех женский и голосок. Детский и ее. Сплетаются.

И опять в сердце что-то дергает. Так странно. Так незнакомо и непривычно.

Это она. Лина его. Ангел, как он ее называет.

Только Ангелов на земле не бывает. Особенно женщин. Все они шлюхи. Все, только цена разная.

Так я раньше думал.

А теперь.

Прижимаю еще всхлипывающую Нику покрепче.

И понимаю.

Ни хера.

Есть они. Есть. Ангельские такие. До одури чистые.

И мне спрятать ее от всего мира хочется.

Себе прямо под кожу, под ребра затащить. Там держать. Чтоб ни одна падла. Ни одна грязь этого дерьма ее никогда в жизни больше не коснулась.

И, блядь…

Опять под ребрами рваный удар. Пока его Лина что-то там малышке лепечет.

Глажу разметавшиеся, перепутанные волосы и накрывает.

Ясно понимаю. Хочу. Хочу вот так же. Вот с ней.

Чтобы всегда рядом была. И чтобы светилась. И лепетала вот такие глупости. Нашим малышам. А я бы смотрел со стороны. И наверное, тупо бы молчал. Потому что своей слоновьей походкой могу всю эту магию разрушить. Молчал бы и не шевелился. Даже б не дышал, глядя на них.

– Спасли. Только вот…

Слышу, как выходит. Как дверь прикрывает.

Тоже. Ангела своего от дерьма бережет.

– Что, Градов?

– Нашли их. Медперсонал как-то усыпили. Охрану вырубили. И выкрали девчонку.