Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он жив и скоро ты его увидишь, Степан.
— А смогу ли я увидеть моих товарищей по службе?
— Карпова и Тарле? А ты уверен, что сии господа хотят того же, что и ты, Степан?
— Мне кажется, что они люди чести.
— А ты присмотрись к ним внимательно.
— Значит, они живы? — спросил Волков.
Но ответа не последовало. Степан вдруг перестал видеть, словно некто одним дуновением задул все свечи, и пространство молельни погрузилось во тьму…
***
2
Имение Кантемиров.
Комната, выделенная Степану Волкову.
Волков открыл глаза. Над ним стоял Иван Карлович Тарле.
— Слава богу, Степан Андреевич. Я уже волноваться начал.
— Что такое? Где я?
Волков попытался приподняться на кровати, но не смог. Он был слаб и его голова болела. Словно кто-то ударил его дубиной.
— Лежи смирно, Степан Андреевич. Ты в доме у Кантемиров в Архангельском.
— А ты как здесь, Иван Карлович? Я искал тебя…
— Привез сюда тело господина Карпова, Степан Андреевич.
— Карпова? Ничего не могу понять. Что с ним?
— Помер.
— Помер? Как?
— Страшно помер господин Карпов. Тело его задубело на морозе. Осмотрел его и ни единой раны не нашел. Отчего помер неизвестно. Но глаза его открытые в себе ужас таят.
— Где ты нашел его, Иван Карлович?
— В Ведьминой гати.
— А сам как выбрался оттуда? — спросил Волков.
— Отпустили меня ведьмы. Не хотели моей жизни. Но более туда я ни ногой. Да и пути туда не знаю, признаюсь. Коли отпускают тебя ведьмы, то путь сам открывается. А коли нет — тогда пропадешь, как господин Карпов сгинул.
Волков откинулся на подушках. Сознание его снова покинуло…
***
Он снова очнулся во тьме.
— Иван Карлович! — позвал он. — Отчего темень такая? Прикажи огня подать…
Двери скрипнули, и в комнате появился человек с подсвечником.
— Ты что-то сказал, Степан Андреевич? — спросил голос.
— Отчего темно так?
— Дак ночь, Степан Андреевич. И на дворе непогода. Слышь, как вьюга завывает. Метель. Замело все. За воротами глаз не поднять. Бесовская ночь.
— Что с голосом у тебя, Иван Карлович?
— Я Карпов Петр Антипович — коллежский секретарь. Али позабыл, Степан Андреевич?
— Карпов? Но ты умер, Петр Антипович!
— Умер? Жив покуда, Степан Андреевич. И помирать не собираюсь.
— Но мне совсем недавно сказал про сие Иван Карлович Тарле.
— Быть не может того. Мы с Тарле вдвоем выбрались из Ведьминой гати. И ты отдал приказ Тарле возвращаться в Москву.
— Я? Но ты говоришь, что метель…
— Да то накануне было. Ты почти сутки спал после того.
— Не помню ни про какой приказ, Петр Антипович. Что стало со мной?
— Ты упал и ударился головой. Мы с Тарле прибыли в дом и Тит Ипатыч сказал нам, где искать тебя. Мы пришли и увидели, что лежишь ты у алтаря и большая рана на твоем затылке. А рядом никого.
— Проклятие. А с чем я Тарле послал на Москву?
— Дак узнать про твою жену Елизавету Романовну. Ты сказал, что кормилица старуха Лавреиха на Москве живет и поведает некие тайны.
— Совсем ничего не могу вспомнить, Петр Антипович. Совсем ничего.
— Да болен ты, Степан Андреевич. Местная стряпуха отвар тебе приготовила целебный. Выпей. Пока теплый.
Волков выпил и снова уснул.
Карпов поставил на столик чашу с питьем. Затем заботливо поправил одеяло надворного советника…
***
3
Москва
Москва 1732 год. Декабрь.
Дом Лавреихи.
Иван Карлович Тарле был удивлен, как живет простая кормилица. У старухи был каменный добротный купеческий дом в два этажа. Стены его были облицованы гранитом и перед входом красовались две фальшивые колоны.
— А палаты не хуже чем у самого Волкова. С каких таких прибытков шикует старуха?
Он постучал молоточком в двери. Не открывали долго. Затем отворилось небольшое окошко.
— Кого бог принес? — спросил старушечий голос.
Тарле ответил:
— Коллежский асессор Тарле по государеву делу!
— Ась?
Тарле повторил:
— Коллежский асессор Тарле по государеву делу!
— Чего? — переспросила старуха. — С закладом пришли?
— По государеву делу! — снова громко отчеканил Тарле. — Чиновник юстиц-коллегии!
— Ох, и напугал ты меня, батюшка. Никак в толк не возьму кто таков.
— Открывай старуха и все поймешь! Живо!
Хозяйка долго возилась с замками и засовами. Тяжелая окованная железом дубовая дверь, скрипя несмазанными петлями, отворилась. Перед чиновником предстала сгорбленная фигура старухи в поношенном и засаленном платье. На её голове был повязан старый плат.
— Проходи, батюшка.
Тарле вошел.
— Ох, и плащ у тебя дорог, господин.
— Прими! — Тарле скинул его.
Старуха повесила его на гвоздь, продолжая нахваливать ткань и мех.
— В горницу прошу, барин. В горницу.
Иван Карлович прошел в дом. В большой горнице было холодно. Камин не топили.
— Хозяйка где?
— Дак я и есть хозяйка, батюшка.
— С чего так не топлено? — спросил чиновник старуху.
— Да дрова дороги больно, барин. Откель денег взять?
— Заклады берешь, кочерыжка старая. А на дрова нет денег?
— Дак копеечка ныне не дорога. Коли по людям ходит, то подружку за собой ведет.
— Ты, стало быть, и есть старуха Лавреиха?
— Я, батюшка. Я самая.
Тарле сел на деревянный стул. Старуха примостилась на трехногом табурете.
— Я чиновник юстиц-коллегии. Прибыл к тебе, бабка, по государеву делу. А ты должна правдиво ответить на все мои вопросы.
— Ох, никак в толк не возьму, про что молвишь, батюшка. Откель прибыль-то? Бедна я. О прибылях токмо мечтать могу.
— Вот заладила про прибыль. Я по велению матушки-государыни! И дело срочное привело меня в твой дом! Скажи мне, бабушка, откуда у тебя такой дом?
— Ась?
— Дом у тебя откуда такой?!
— Да щедротами барыни моей.
— Щедротами? Щедро одарила тебя твоя барыня. Не слыхал до сих пор, чтобы так слуг одаривали. И за что такая честь тебе?
— Дак вскормила я барыньку свою. Она и пожаловала меня.
— Такими хоромами? Не делай из меня дурака, бабка. Ты, карга старая, ростовщичеством промышляешь. Заклады берешь. И денег тебе на те нужды надобно много.
— Чего говоришь, касатик, никак в толк не возьму, — затрясла головой бабка.
Тарле это надоело. И он решил действовать более жестко.
— Я чиновник юстиц-коллегии. Ты, видать, не знаешь, что сие значит?
— Не знаю, батюшка. Откель мне знать-то убогой? Прости дуру.
— Так я тебе сие знакомство организую. Нынче заберу тебя с собой в Приказ разбойный. А там имеются великие искусники. Они те все и растолкуют. Поручные палача страсть как любят с процентщицами толковать по душам.
— Что ты, касатик? Зачем в разбойный? Я чай не тать. За что меня в разбойный?
— Стало быть уши прочистило?
Тарле решил окончательно ошеломить старуху:
— По велению государыни