кивает, проводя рукой по шее.

— Да, прошлой ночью Эрнандес Эстрада был убит Адриком Волковым. Это вызвало беспорядки и хаос как здесь, в штатах, так и дома, в Мексике.

Я качаю головой.

— Какая опасность грозит мне здесь, в секретной академии за много миль от любого из этих мест?

Его челюсть сжимается.

— Адрианна, ты понимаешь, что у тебя в этой школе есть враги? Элиас Моралес состоит в родстве с семьей Эстрада.

— Да, но какое это имеет отношение к нам? — спрашиваю я, гадая, в чем его проблема. — Мы — картель Васкез и никак не связаны с тем, что произошло.

— Возможно, мы подтолкнули мальчика со своей стороны.

Я сглатываю, глядя на отца.

— Подтолкнули к убийству лидера картеля Эстрада на территории штата?

Он кивает, слегка побледнев.

— И если они узнают об этом, то нацелятся на тебя.

— Кто узнает? Если Адрик возглавит картель, кто придет за мной?

— Эрнандес, может быть, и мертв, но его сыновья все еще живы, и ходят слухи, что они хотят вернуть себе трон.

Я тяжело вздыхаю.

— Если ты хорошо замел следы, то они не представляют для меня угрозы. Я не уеду.

— Адрианна Елена Джульета Васкез, — гремит он, свирепо глядя на меня. — Ты будешь делать то, что тебе говорят.

Я сжимаю кулаки по бокам.

— Нет. Мне восемнадцать лет, и я досижу до конца семестра здесь. Меня не выдернут с выпускного в академии из-за страха.

Я удивлена, когда он вдруг успокаивается и смотрит мне прямо в глаза.

— Это потому, что ты Васкез, и ты права. Мы не убегаем в страхе. — Он кивает. — Я согласен. Ты доучишься здесь последний семестр и получишь диплом, но вернешься домой, как только закончишь школу.

Он и не подозревает, что, возможно, видит меня в последний раз. Я не вернусь в Мексику, чтобы меня продали, как призовую кобылу. Каким-то образом, я должна исчезнуть сразу после выпускного, прежде чем меня вернут домой. Логистику побега я все еще пытаюсь продумать.

Я подхожу к двери квартиры Арчера, мое сердце колотится со скоростью сто миль в час.

Я сошла с ума, раз пришла сюда?

Возможно. Я стучу в дверь и жду несколько секунд, а затем слышу глухой звук шагов, спускающихся по лестнице. Арчер открывает мне и сверкает улыбкой, способной остановить сердца большинства женщин.

— Ты здесь.

Я улыбаюсь ему в ответ.

— Меня не убили.

— Я рад, — говорит он, отступая в сторону, чтобы впустить меня внутрь.

Я на мгновение замираю, понимая, что сейчас вхожу к нему по своей воле, а не потому, что он меня шантажирует. Не уверена, как к этому относиться. Это всё меняет.

Он хмурит брови.

— Ты собираешься остаться там или войдешь?

Я поджимаю губы.

— Все еще пытаюсь решить.

Он смеется и хватает меня за руку, затаскивая в квартиру и прижимая к себе.

— Не будь идиоткой.

— Обычно это я говорю тебе.

Он ведет меня наверх, в свою квартиру, где накрыт стол с зажженными свечами.

— Я приготовился, так как не слышал ни о каких убийствах в кампусе.

На столе бутылка шампанского со льдом и три коробки с пиццей.

— Директор Бирн рассказал тебе, верно?

Он пожимает плечами.

— Возможно. — Выдвинув стул, он жестом приглашает меня сесть. — Как прошла твоя встреча с отцом?

— Ну… — Я слегка ерзаю на своем месте. — Это не имело отношения к моему предательству, хотя я и по уши в дерьме.

— Я слышал об Эрнандесе.

Я хмурю брови.

— От кого?

— От Луки Морроне.

— Конечно, это затрагивает и семью Морроне. — киваю. — Ну, это значит, что моя сделка с ним сорвалась.

— Да, я так и понял. Значит ли это, что ты не можешь осуществить свой план?

Мне не совсем удобно обсуждать это с ним, но я понимаю, что у меня нет причин не доверять Арчеру. Он ничего не выиграет, если сдаст меня.

— Нет.

— Тогда хорошо. — Он кивает на коробки рядом с нами. — Угощайся пиццей.

Я открываю ближайшую коробку и беру кусок, запихивая его в рот. Как всегда, я умираю с голоду. Посодействовало и то, что сегодня днем я провела два часа в бассейне, пытаясь выпустить пар после встречи с отцом.

— Мне действительно этого не хватало, — говорит Арчер.

Я с трудом сглатываю.

— Мне тоже.

Его улыбка разбивает сердце, и я ненавижу, что не могу открыться ему. Несмотря на то, что он был мудаком, шантажируя меня, и он это признает, какая-то часть меня хочет принять те чувства, которые я к нему испытываю.

— Я люблю Фрателли, — говорю, беря второй ломтик. Моя попытка направить разговор в другое русло.

Арчер кивает.

— Пицца вкусная, несомненно. Какое твое любимое блюдо?

— Их слишком много, чтобы определиться.

— Хорошо, а как насчет любимой кухни, например, итальянская или азиатская?

— Мексиканская, конечно. — Я пожимаю плечами. — Может быть, то, что я мексиканка делает меня предвзятой, но я люблю хорошее тамале или буррито. Хотя итальянская кухня — на втором месте.

Арчер улыбается.

— Я такой же. Люблю любую еду, но для меня нет ничего лучше хорошо прожаренных ребрышек. Как тебе ребрышки в закусочной?

— Вкусные, — отвечаю я.

Тогда он смотрит на меня так, что у меня учащается сердцебиение. Мне не нравится это ощущение, так как оно заставляет меня чувствовать себя странно.

— Вернемся к тому, что я скучал по тебе. Когда я говорю это, то имею в виду не только секс.

— Арчер, — предупреждающе произношу его имя.

Он поднимает руки вверх, сдаваясь.

— Я знаю. Я не буду снова начинать этот спор. Просто говорю, что мне нравится проводить с тобой время, даже вне постели.

Я чувствую, что он не оставит это надолго.

— Хорошо.

Его глаза сужаются, и я понимаю, что он надеялся, что я отвечу ему взаимностью.

Я беру еще один кусок пиццы, мне нужно отвлечься от этого странного чувства ужаса, охватившего меня. Не могу контролировать то, что сейчас происходит. Это первый раз, когда я испытываю подобное чувство, и мне оно не нравится.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

Я киваю.

— Да, просто немного кружится голова.

— Может, из-за шампанского? — спрашивает он.

Я киваю, но знаю, что дело не в нем. А в тошнотворном ощущении, что у меня действительно есть чувства к Арчеру. Независимо от того, как сильно пытаюсь отогнать их, чем больше времени я провожу с ним, тем сильнее они возвращаются.

— Почему бы нам не пересесть на диван? — предлагает он.

Недоеденный кусок пиццы лежит у меня на тарелке, и впервые за долгое время я не думаю, что смогу