настоянию Святейшего синода в стены Спасского монастыря в Нижнем Новгороде, откуда ее вызволила сестра царицы, волею случая ставшая свидетельницей ее танца в монастырском саду при луне35. В финале статьи Народный заявил, что история Лады прекрасно вписывается в «романтическую историю русского танца», главными деятельницами которой были «Телешова, из-за которой был убит Грибоедов в Тегеране, Истомина, из-за которой Пушкин потерял и жену, и жизнь, и Евгения Колосова, из-за которой царь Павел был задушен в своем зимнем дворце».

После Октябрьской революции балетный миф Народного трансформируется в цикл историй о судьбах звезд русского танца, в основе каждой из которых находится сюжет чудесного спасения балерины. В конце 1917 года Народный публикует в газетах фантастическую статью о бегстве дочери последнего российского императора Татьяны в Америку, где она якобы собирается выступать с танцевальными концертами (этой истории поверили тогда очень многие)36. В августе 1919 года он печатает длинную статью о приключениях фаворитки Николая I Матильды Кшесинской и других танцовщиц Императорского балета.

В этой статье, с эпическим размахом озаглавленной «Что сделали большевики с прекрасным царским балетом: порою трагическая, порою комическая, но неизменно душераздирающая судьба прекрасных танцовщиц, некогда восхищавших испорченных великих князей и дворянство старой и навсегда исчезнувшей имперской России»37, Народный рассказывает о том, что «на самом деле» произошло с маленькой капризной королевой императорской сцены после революции, низвергшей ее августейшего покровителя, изгнавшей ее саму из подаренного царем дворца, в котором собиралась некогда вся аристократическая и артистическая богема Петрограда, и разрушившей сказочный мир Мариинского и Большого театров. В цикле об Айседоре мы видим «обратное общее место» этого мифа – Ленин или Дзержинский дарят Айседоре дворец для ее танцевальной школы (попутно заметим, что в сохранившемся в архиве Народного списке его статей указана статья об «обходительном («genial») палаче» Феликсе Дзержинском, о которой мы говорили ранее)38.

По версии Народного, от террора большевиков Кшесинской удалось спастись с помощью ее бывшего камердинера Феодора, который после революции стал советским функционером. Феодор предложил ей поменяться местами: он въехал в ее дворец, а она – в его домик в «деревне Лигова», находящейся во многих милях от Петрограда (на самом деле в современной черте города; там Кшесинская, кстати сказать, и родилась).

Кшесинская, пишет Народный на основании полученных им секретных сведений, лишившись своих прекрасных платьев и драгоценностей, переоделась в грубый костюм русской крестьянки. Вместо дворца она поселилась в избушке, состоявшей из двух комнат – жилой и кухни. У нее есть маленький садик с яблонями и хлев с коровою и лошадьми, принадлежащими крестьянскому хозяйству. Кшесинскую интересуют теперь кролики и собаки-волкодавы, которых она воспитывает в надежде заработать немного денег. Она сама работает на ферме, собственными руками выращивает картофель, капусту и т. д. Блестящая танцовщица довольна своей новой жизнью. Простые мужики и их жены, которые не умеют ни читать, ни писать, не ведают, кто она. Русские крестьяне, пишет Народный, страстно любят музыку и танцы. Очень часто молодые парни и девки собираются в сарае или на лугу и поют и танцуют под гармошку («concertina») или скрипку деревенского музыканта. Товарищ Матильда принимает живое участие в этих увеселениях: танцует и поет вместе с другими. Однажды в деревню приехал странствующий цыганский оркестр («gypsy orchestra») и представил крестьянам фрагменты из нескольких известных российских балетов. Товарищ Матильда выскочила на площадку и исполнила в лунном свете с чарующим мастерством несколько чудесных па. Крестьяне, доселе не обращавшие особого внимания на ее талант, почесали в затылках и признали, что она весьма отличается от других баб.

Что было дальше, Народный не рассказывает, а переходит к судьбе других знаменитых балерин, которым удалось выжить в кровавую пору. Госпожа Гельцер нашла себя в новом большевистском театре и танцует в балете «Призрак буржуя», где ее пытается соблазнить куртуазный призрак в виде гигантского гриба, но отдается она грубому и сильному Геркулесу-пролетарию, уносящему ее за сцену. Тамара Карсавина, спасаясь от посягательств со стороны влиятельного большевика, сбежала в Лондон. А красавица-балерина Наташа Муратова отрезала свои прекрасные волосы, переоделась в цыганенка, взяла барабан, скрипку и собаку-волкодава (видимо, это любимая порода русских балерин, согласно Народному) по имени Борис и в костюме гадальщика отправилась странствовать. Она дошла до степного местечка под названием Киевка, где решила разводить коней и овец. Там же она нашла удивительную ягоду, из которой научилась делать одурманивающе вкусный напиток, заменивший вскоре местным жителям запрещенные властями водку и пиво. Потом из этой ягоды она стала делать конфеты, заработала достаточно денег, чтобы открыть свой магазин, в котором местные ребятки упаковывали сладости в берестяные коробочки, а обыватели собирались, кушали и обсуждали политику. И однажды она сняла свой грим и предстала перед местными жителями в образе удивительно прекрасной девушки в живописном южнорусском платье. Наконец, она стала вкладывать в коробочки свои отпечатанные фотографии с текстом, рассказывающим о ее судьбе. Также она дала клятву не выходить замуж и не продавать свой магазин до тех пор, пока власть большевиков не закончится в России.

Многие очаровательные балерины Императорского театра, свидетельствует Народный, ушли, подобно Кшесинской и Муратовой, в дальние деревни, и некоторые организовали там маленькие передвижные балетные труппы. Несметные богатства аристократов и купцов, исчезнувшие из городов, обнаружились теперь в отдаленных селениях, и уже никого не удивит деревенская баба с самыми чудесными изумрудами, рубинами и жемчугами на шее.

Разумеется, это бесконечное танцующее мифотворчество можно объяснить больным воображением автора, полностью игнорирующего исторические факты (так, например, Кшесинская после Февральской революции уехала с сыном в Кисловодск, а потом через Константинополь в Европу). Но дело в том, что «факты как таковые» Народному не были нужны. Перед нами своебразная историко-эстетическая мечта, сказка, утопия, попытка спасти хрупкие создания старого мира хотя бы в воображении – готовое либретто для классического балета (Народный в самом деле писал либретто, которые посылал известным композиторам, включая своего многолетнего друга по переписке Рейнгольда Глиэра, посвятившего ему романс «Безумный жрец»)39. Можно сказать, что в творческой мифологии Ивана Народного Клио становится Терпсихорой и слово возвращается в «иррациональную» (дионисийскую) музыку. Не вдаваясь в подробности (это составило бы отдельный сюжет), заметим, что мифологема хрупкой балерины в жестоком мире впоследствии трансформируется Народным в образ монгольской (джунгарской) принцессы Тани Ханум из рода Пресвитера Иоанна, жившего во времена Кубла Хана40, которая, если верить воскресной статье нашего автора от 18 февраля 1940 года41, готовилась победить японских захватчиков с помощью своего месмерического «танца смерти» (несомненно того самого, который в свое время танцевали Айседора и Есенин)42.