встречаем их в нескольких литературных и публицистических произведениях 1960–1990-х годов, посвященных концу советского скаутизма. Наиболее полно дитриховская история «Ганьямады» была воспроизведена писателем Владимиром Дмитревским в опубликованной в журнале «Нева» в 1962 году статье-очерке «У негаснущего костра», рассказывающей о первых годах пионерского движения:

За год расплодилось всяких «Белых клыков», «Одиноких кротов», «Белых голубок» и прочей живости тьма-тьмущая. Какие-то «Соколиные гнезда» свили, «Медвежьи берлоги» вырыли: рычат, воют, свистят, чирикают! Нас, признаться, оторопь взяла… Взялись мы тогда за чистку. Кто такой вождь «Белый клык», старший скаутмастер Собинин? Начальник особой скаутской дружины при осведомительном отделе штаба «верховного правителя» Колчака. <…> Собинин пробрался в Петроград и ушел в глубокое подполье. А потом вынырнул на поверхность в качестве «Белого клыка» и начал создавать «братство лесных племен», намереваясь «оздоровить все человечество». Ну, узнав о всех проделках Собинина, вырвали мы у него волчьи клыки – навсегда запретили работать, с советскими детьми. Освободились мы и еще от некоторых отпетых контриков. А остальные? Остальные пообещали, что будут работать по закону: «Скаут – друг трудящихся».5

История «Ганьямады» также пересказывается в популярной в свое время книге Леонида Жарикова «Судьба Илюши Барабанова» (1967) о мальчике-сироте, попавшем в самом начале 1920-х годов в круг петроградских скаутов, состоящий из детей «нэпманов, церковнослужителей» и «бывших царских чиновников»6. Группу эту возглавляет харизматичный и хитрый враг советской власти Поль (Павел) Раск – сын бывшего миллионера, известный под именем Волк Акела (имя, разумеется, из почитавшегося скаутами Киплинга). Прототипом этого волка несомненно является упомянутый выше старший скаутмастер Владимир Анатольевич Сабинин (он же – Собинин, Собочка; о нем еще будет отдельный разговор).

Между тем нас здесь интересует не столько исторический комментарий к литературе о пионерах и их непримиримых противниках, сколько происхождение и задачи самого нелегального союза, зашифрованные, как мы полагаем, в его экзотическом названии. На тайное значение последнего намекает статья из рукописного журнала «У костра вождей», целиком воспроизведенная в книге Дитриха и датируемая, по всей видимости, концом 1922 – началом 1923 года (автор зачем-то утаивает последнюю цифру в ее датировке – «192*»). Приведем эту колоритную статью полностью:

«Умер вождь союза – умер Иен-Ганьяма!»

Ни отзыва, ни слова, ни привета

Пустыней перед нами мир лежит,

И мысль моя с вопросом без ответа

Испуганно над сердцем тяготит…

Ужель среди часов тоски и гнева

Прошедшее исчезнет навсегда?

…

……………………………………………..

Окутанная холодным вихрем, стремительная, как ураган, налетела смерть и вырвала из рядов нашей семьи Иен-Ганьяму. Самую сильную духом, самую бодрую, меткую в словах и на деле… Ее унесла от нас смерть. Иен-Ганьяма поступила в 1917 году к русским скаутам. Иен-Ганьяма до того времени руководила на фронте английскими скаутами. Иен-Ганьяма была против войны, но она пошла на войну с тем, чтобы души английских скаутов не очерствели, не ожесточились. Иен-Ганьяма работала по 19 часов в сутки. Когда она была больна, то почти без сил, незадолго перед смертью, она продолжала работать. Она не бросала дело. Иен-Ганьяма писала, читала, составляла программы для занятий, отвечала на письма и наконец поехала в зимний лагерь. В зимнем лагере она и умерла. Подумайте о деле, за которое умерла Иен-Ганьяма. Что будет теперь с нашим союзом „Ганьямада“?

Остроглазый волк».7

Статью, посвященную смерти Иен-Ганьямы, Дитрих использовал как символическое свидетельство о смерти советского скаутизма. Сам этот союз он представил своеобразным призраком, развеявшимся при свете правильного, то есть пионерского, костра. Между тем информация об этом обществе, изложенная в приведенной выше статье, нуждается в критической проверке и историческом осмыслении.

Начнем нашу расшифровку этого документа с самого легкого. Меланхолически-поминальный эпиграф к статье взят из «Романса» Алексея Апухтина «Ни отзыва, ни слова, ни привета» (опубликован в 1883 г.), музыку к которому написал П. И. Чайковский. Этот реквием, напоминающий частые в интеллигентско-революционной традиции элегические поминовения почивших героев, в свою очередь, стилизуется под индейский плач вроде сетований Гайаваты о смерти собрата («Он погиб, он умер, нежный / Сладкогласный Чайбайабос!») и жены («А с закатом на могиле / Был зажжен костер из хвои, / Чтоб душе четыре ночи/ Освещал он путь далекий…8»). Наконец, описание замечательных качеств покойной вписывается автором некролога в скаутский канон:

Будь готов, разведчик, к делу честному,

Трудный путь лежит перед тобой,

Глянь же смело в очи неизвестному,

Бодрый телом, мыслью и душой!

(Н. Адуев. Гимн российских скаутов)9

Гораздо труднее установить, кто такая была эта самоотверженная Иен-Ганьяма, давшая название всей фантастической организации. Откуда пришло ее загадочное имя? О каком деле, стоившем ей жизни, призывает подумать Остроглазый волк своих читателей? В книгах и справочниках по истории русского скаутского движения и нелегальных обществ в советскую эпоху ответов на эти вопросы нет.

Африканский след

На первый взгляд (точнее, слух), имя основательницы союза кажется индейским («Гайавата») или индийским по происхождению (в старых журналах описывалась «боевая секира из Ганьяма» в Индостане), но, как мы увидим, эти следы ложные. Выйти на верный путь нам помогла позабытая позднесоветская автобиографическая повесть Николая Блинова «Флаг на грот-мачте» (1987), посвященная пионерскому движению в Архангельске. В основе ее сюжета – общая для советской литературы мифологическая схема пионерского романа воспитания: мальчик из пролетарской среды попадает к скаутам, но порывает с ними под влиянием старших, политически более подкованных, товарищей. На ночном собрании герой повести Никита слушает скаутскую песню, которую затягивает мальчик по имени Костя:

Уже четыре долгих года

Терпели, братья, мы невзгоды,

Но верю я, что пятый год

Дружине счастье принесет…

Тут скаут-мастер вскочил и крикнул:

– Отставить!

Бросив быстрый взгляд в сторону Никиты и Леньки, он громко затянул:

– Эн гоньяма, гоньяма, ин-бу-бу!

– Ябо. Ябо. Ин-бу-бу… – протяжно подхватили бойскауты.

– Это что за бу-бу-бу? – спросил Никита.

– Это индейская песня. Вождь хвалит храброго воина, и все сидящие вокруг костра подтверждают это, – тихо ответила Эрна и спросила: – А ты какие-нибудь песни знаешь?

Вскоре правильный товарищ героя объясняет наивному мальчику истинный смысл услышанного:

– Не туда смотришь, куда надо, вот что! Ты понял, о чем Костя, патрульный этот, пел?

Никита пожал плечами:

– Чего тут понимать? Про свою дружину пел: «Уже четыре долгих года терпели, братья, мы невзгоды, но верю я, что