– Вы слишком добры к этому мальчишке, мама!

Старуха, вероятно, поняла упрек с полуслова, и ее лицо скривилось в принужденной улыбке:

– Просто я очень люблю полакомиться, дочь моя. Обожаю апельсины!

– Только, ради бога, не притрагивайтесь к этим, – неизвестно, где они валялись. И давайте поторопимся, – продолжала Беренильда, взяв мать под руку, – мне хотелось бы сидеть поближе к алтарю óдина.

Офелия воздела зонт как можно выше, чтобы компенсировать свой маленький рост, и пошла за ними следом. Как ни жаль, но Матушке Хильдегард придется подождать свои апельсины. Девушка с трудом протиснулась в толпе под зонтами, напоминавшими странное скопище черных грибов, и подошла к передним скамьям, предназначенным для близких покойной.

В первом ряду сидел Арчибальд в своем дырявом цилиндре, заметном издали. Офелия никогда еще не видела его таким серьезным. Неужели он настолько опечален смертью старой госпожи Фриды? Арчибальд даже немного вырос в ее глазах.

Посол был окружен сестрами, многочисленными тетками и кузинами. Офелия впервые увидела Паутину в полном составе – в Лунном Свете жили далеко не все ее члены. Особенно бросалось в глаза подавляющее число женщин в этой семье. Там же Офелия заметила Ренара. Он стоял в третьем ряду, держа зонт над головой госпожи Клотильды, бабушки Арчибальда. Старушка была туга на ухо. Она направляла свой слуховой рожок в сторону фисгармонии, состроив недовольную мину музыкального критика, хотя за инструментом никто еще не сидел.

Офелия со своим зонтом заняла место позади Беренильды и ее матери, расположившихся в четвертом ряду.

Гроб стоял на виду у всех, в глубине часовни, у подножия огромной статуи гиганта на троне. Офелия с любопытством рассматривала изваяние. Значит, вот он какой, алтарь Одина. Крепко держа зонт обеими руками, чтобы не зазвенели подвески, девушка бросила взгляд на стены часовни. Между витражами высились другие статуи с суровыми лицами и широко раскрытыми глазами. На их воздетых руках покоился свод часовни.

Забытые боги…

Эта часовня воспроизводила церкви прежнего мира, тех древних времен, когда люди верили, что ими управляют всемогущие небесные силы. Офелия видела такие церкви только на гравюрах в старинных книгах. На Аниме все церемонии крещений, свадеб и похорон проходили в так называемом Семейном Доме, в очень скромной обстановке. А здешний люд, судя по всему, предпочитал красочные действа.

Наконец шушуканье на скамьях затихло. Жандармы, выстроенные вдоль стен в почетном карауле, встали по стойке «смирно». По часовне разлились торжественные звуки фисгармонии.

У алтаря Одина появился распорядитель церемонии, почтенный старец в парике, со знаком Паутины на лбу и скорбным лицом. Офелия узнала в нем мужа покойной Фриды, теперь уже вдовца.

– Порвалась нить! – возгласил он дрожащим голосом и, смолкнув, закрыл глаза.

Растроганная Офелия на минуту решила, что он не может подыскать нужные слова, но тут заметила, что все члены Паутины как будто погрузились в раздумья. Пауза сильно затягивалась, и лишь временами ее нарушал кашель или шепот кого-то из присутствующих. Офелии было все труднее держать тяжелый зонт вертикально. Она надеялась, что не слишком обременила бабушку Торна корзинкой с апельсинами. Старушка поставила ее себе на колени и вцепилась в ручку.

Когда Офелия увидела, что сестры Арчибальда, одинаково охваченные печалью, дружно уткнулись в носовые платки, до нее дошло, что семья вовсе не задумывалась, а церемония не прекращалась. Она шла своим ходом, но без слов. Паутина в них не нуждалась, ведь ее члены были мысленно связаны друг с другом и каждый из них чувствовал ровно то же, что все другие. Офелия перевела взгляд на Арчибальда, сидевшего в первом ряду. Ей был виден его профиль. Сейчас на лице посла не было ни следа обычной нагловатой улыбки. Сегодня, по такому печальному поводу, он даже причесался и гладко выбрил щеки.

Эту семью объединяли таинственные узы, о которых ни Офелия, ни члены других кланов Полюса не имели ни малейшего понятия. Смерть одного из членов Паутины была не только потерей дорогого существа – с ней уходила в небытие частица каждого из них.

Девушка вздрогнула, когда старый вдовец поблагодарил собравшихся и все встали. Лакеи закрыли зонты и повесили их на спинки скамеек.

Офелия сделала то же самое и кивком поблагодарила бабушку Торна, вернувшую ей корзинку. Воспользовавшись тем, что Беренильда пошла выражать соболезнования семье Арчибальда, девушка отправилась на поиски Матушки Хильдегард. Нужно было поторопиться, пока все не вышли из часовни.

– Последний ряд, – шепнул ей на ухо Ренар. – Только не торчи там долго, репутация у старухи довольно-таки скверная.

Увидев пожилую женщину на скамье в заднем ряду, Офелия уверенно определила, что это и есть Матушка Хильдегард. Вот уж действительно древность, да притом еще довольно безобразная. Шапка полуседых волос, темная кожа, безвкусное платье в горошек, сигара в зубах, дерзкая ухмылка – все это составляло резкий контраст с элегантной внешностью окружающих. Маленькие черные глазки, круглые, словно шарики, вдавленные в ее грубое лицо, с иронией и презрением изучали бледные лица аристократов. Люди, встретившись с ней взглядом, отворачивались, а потом вынуждены были подойти, когда она окликала их по имени своим густым хрипловатым голосом с необычным акцентом. Казалось, Матушка Хильдегард получала от этого царственное удовольствие.

– Ну как, месье Ульрик, вы довольны проектом моего маршрута?

Названный господин кивнул, выжал из себя благодарную улыбку и поспешно ретировался.

– Я не забыла о вашем загородном домике, мадам Астрид! – успокоила она даму, которая тщетно пыталась скрыть лицо за веером.

Офелия наблюдала за Матушкой Хильдегард с невольной симпатией. Все эти люди нуждались в услугах знаменитой архитекторши, но стыдились показываться в ее обществе. И чем более явно они давали ей понять, что она здесь нежеланная гостья, тем увереннее она вела себя как хозяйка этих мест и тем громче окликала знакомых вельмож. Жандармы уже было двинулись в ее сторону, но Арчибальд знаком приказал им не вмешиваться. Спокойно пройдя через всю часовню, он наклонился над скамьей в последнем ряду, прижав к груди свой ветхий цилиндр.

– Мадам Хильдегард, вы мешаете траурной церемонии. Не могли бы вы вести себя потише?

Матушка Хильдегард ответила с усмешкой злой колдуньи:

– Ну разве я могу отказать вам в такой услуге, Огюстен?!

– Арчибальд, мадам, Арчибальд!

Матушка Хильдегард хихикнула, глядя вслед отошедшему послу, но все же выполнила его просьбу и перестала наводить панику среди гостей. Офелия сочла этот момент подходящим для вручения апельсинов.

– Чего тебе надо, малец? – спросила Хильдегард.

Офелия поставила корзинку на скамью рядом с ней и нерешительно поклонилась. Возможно, Матушка Хильдегард и не была знатной особой, а ее манеры не отличались учтивостью, но она имела право хотя бы на скромные знаки уважения. «Она мать таких людей, как ты да я», – сказала Гаэль. Как ни глупо, но Офелия вдруг почувствовала, что чего-то ждет от этой встречи. Девушка не понимала, почему Гаэль выбрала для своего странного поручения именно ее. Но она смутно надеялась, что наградой станет какое-нибудь скромное чудо: доброе слово, внимательный взгляд, ободряющий жест, которые наконец помогли бы ей почувствовать себя здесь как дома. Слова Гаэль поразили ее гораздо глубже, чем показалось вначале.