– И так далее и тому подобное, – оборвал его Арчибальд, взмахнув рукой. – Благодарю, Филибер.

Управляющий, поджав губы, сложил письмо и снял очки. Офелия не верила своим ушам: кого убедит такая нелепица?!

– Итак, инцидент исчерпан, – объявил Арчибальд, даже не взглянув в сторону Офелии. – Благоволите принять мои глубочайшие извинения, дорогая!

Он обращался прямо к Беренильде, как будто единственной жертвой была хозяйка, а не лакей. Офелии казалось, что ее здесь попросту не замечают.

– Да-да, это всего лишь прискорбное недоразумение, – жеманно произнесла Беренильда, знаком велев тетушке Розелине налить им еще чая. – Бедная госпожа Хильдегард, эти пауки – сущее наказание! Они невидимы из-за иллюзий, но кишат повсюду. Ну что ж, она полежит несколько дней в постели, и все пройдет. Ты можешь идти, – сказала она Офелии, едва взглянув в ее сторону. – Даю тебе однодневный отпуск.

Офелия, как во сне, двинулась к двери. Один из жандармов снял с нее наручники, второй распахнул перед ней дверь. Она вышла в коридор и сделала несколько шагов, сама не зная куда. Девушка повторяла про себя еще и еще раз, что этот кошмар окончен, что она жива, но тут у нее подкосились ноги, и она рухнула бы на пол, если бы ее не подхватила чья-то милосердная рука.

– Да, дорогонько они тебе обошлись, эти голубенькие!

То был Ренар. Он ждал Мима под дверью кабинета. Его вид так растрогал девушку, что у нее даже слезы выступили на глазах.

– Я мерзко себя вел, – добавил он, смущенно усмехнувшись. – Ты уж прости меня, малыш!

И Офелия благодарно кивнула ему, что означало: «Прощаю от всего сердца».

Несмотря на поздний час, в подвальном помещении, где жили слуги, двери комнат непрестанно открывались и закрывались. Газовые рожки освещали коридор всю ночь. Некоторые слуги уходили на службу, другие возвращались, чтобы поспать, и все они, налетая друг на друга в коридоре, даже не думали извиняться. Кое-кто, сидя за чашкой кофе, мог перемолвиться словцом с соседом, но большинство высокомерно игнорировало окружающих.

Дальний конец Банной улицы заволокло облаком горячего пара. Лакеи стояли в очереди, с полотенцами на плече, у двери в общую душевую. Этим людям, в силу их профессии, строго возбранялось «пахнуть». Журчание воды в душевой, обрывки песен и перебранки сливались в шумную какофонию, разносившуюся по всему этажу.

По другую сторону от душевой, в комнате № 6 на Банной улице, дверь была заперта изнутри двойным поворотом ключа, и тетушка Розелина возмущенно причитала:

– Черт бы подрал этот шум, как ты можешь здесь спать?!

– Дело привычки, – прошептала Офелия.

– Неужели у вас всегда такой бедлам?

– Всегда.

– Нет, молодой даме из приличной семьи тут не место! И вообще, эта комната просто ужасна! Ты только посмотри, какие заплесневелые, сырые стены, – ничего удивительного, что ты вечно простужена!.. А почему ты морщишься, здесь больно?

Розелина легонько нажала на бок Офелии, и девушка кивнула, сжав зубы. Она лежала на кровати, без ливреи, подняв рубашку, а длинные нервные руки тетки ощупывали ее ребра.

– Наверняка трещина. Тебе нужно отдыхать, избегать резких движений и, главное, не поднимать ничего тяжелого по крайней мере три недели…

– Но Беренильда…

– Она уже доказала, что не способна защитить тебя. Ты обязана своим спасением только благородству этой архитекторши.

Офелия хотела было возразить, но смолчала. Ее жизнь была спасена не благородством, а ложью Хильдегард. И девушка была уже не настолько наивна, чтобы надеяться на бескорыстие старухи: наверняка та чего-нибудь потребует от нее взамен.

– И вообще, хватит с тебя этих игр в лакеи! – проворчала Розелина. – Вся эта история слишком далеко зашла. При такой жизни ты умрешь раньше, чем выйдешь замуж за своего дикаря-жениха.

– Не надо так громко, – шепнула Офелия, показав глазами на дверь.

Тетка обиженно поджала губы, смочила салфетку в тазике с холодной водой и стерла засохшую кровь на лопнувшей губе Офелии, на ее расцарапанном лбу и в спутанных волосах. Они обе надолго замолчали, и комнату заполонил гомон Банной улицы.

Лежа на спине и не надевая очков, чтобы дать отдых глазам, Офелия предавалась горьким мыслям, сменившим недавнее облегчение. Да, она осталась жива, но как мерзко было чувствовать, что ее предали, что теперь уже никому нельзя довериться…

Она взглянула на худую, смутно видимую фигуру тетки, которая осторожно обрабатывала ее раны. Если бы Розелина узнала хоть малую часть того, что произошло сперва в часовне, а потом в темнице, она просто заболела бы от переживаний. Офелия не могла рассказать ей об этом – тетка была вполне способна наделать глупостей и подвергнуть себя опасности.

– Тетя…

– Что?

Офелии очень хотелось сказать ей, как она счастлива, что Розелина тут, рядом, и как она боится за нее, но слова застревали у нее в горле. Почему, ну почему ей никогда не удавалось заговорить вслух о таких вещах?! Вместо этого она прошептала:

– Никогда не выдавайте свои чувства посторонним. Сдерживайте гнев, старайтесь быть незаметной, рассчитывайте только на себя.

Тетушка Розелина так высоко подняла брови, что ее лоб, под туго затянутыми в пучок волосами, стал совсем узеньким.

Она медленно выжала мокрую салфетку и повесила ее на край тазика.

– Видеть повсюду одних врагов, – сказала она мрачно, – да разве так можно жить?

– К сожалению, придется, тетя. Постарайтесь как-нибудь продержаться до свадьбы.

– Да я не о себе говорю, дурочка! Мне кажется, это тебе предстоит остаться здесь до конца дней.

У Офелии все сжалось внутри. Она ведь поклялась себе быть стойкой. Девушка отвернулась к стене, и это простое движение отдалось болью во всем ее теле.

– Мне нужно как следует подумать, – прошептала она. – Честно говоря, мне все видится в ложном свете.

– В таком случае начни вот с этого!

И тетушка Розелина с хитроватой усмешкой нацепила ей на нос очки. Тесная сырая каморка сразу вернула себе четкие очертания и знакомый беспорядок. Старые газеты, украденные у хозяев, чашка с кофе, коробка печенья, корзина с чистыми глажеными рубашками – Ренар навещал Мима в каждую свободную минуту и никогда не приходил с пустыми руками. Офелия вдруг устыдилась: с чего это она так оплакивает судьбу? Ренар помог ей в первый же день ее приезда в Лунный Свет, посвятил во все хитросплетения здешней жизни, дал множество полезных советов и даже встретил по выходе из темницы. Конечно, он был не совсем бескорыстен, но зато никогда не пытался навредить ей, а Офелия теперь начала ценить это редкое качество.

– Вы правы, тетя, – прошептала она. – Теперь мне многое видится гораздо яснее.