– Лиза, это Артур. Если свободен вечер, то у меня есть билеты на ХЛюП.

Он хотел было добавить, что ни за что не отдаст Лизу ее придурошному супругу, но, разумеется, не добавил.

* * *

На концерт они чуть не опоздали, попавшись на закуску к одному борзому гаишнику, однако в целом вечер прошел хорошо. И, неторопливо бредя по залитой неоновым светом реклам улице после расставания с Лизой, Шура уже не думал о встрече с Эльдаром. Мало ли… у него полно знакомых в этом городе, и натыкаться на них можно постоянно. К примеру, можно наткнуться на маму – а ведь он почти не вспоминал о ней с самого лета, да и теперь мысли о маме отдаются запыленным равнодушием, словно она была для него чужим человеком, соседом, с которым только здоровались и о котором никогда не хотели узнавать подробностей.

Шура почувствовал легкий дискомфорт – будто бы облачко закрыло солнце среди ясного дня.

Ну и что?

«Ты стал другим, – сказала ему улица, перемигиваясь огнями светофоров. – Запечатление не привязало тебя к Пономареву, оно всего лишь пробудило твою подлинную суть – равнодушие и спокойствие. В твоем случае это самый крепкий концентрат, Essence Absolue, никто на свете не может быть настолько спокойным и настолько равнодушным».

«Это неправда, – подумал Шура и сам себе же и ответил: – Правда».

Он остановился у перекрестка и долго смотрел вверх, туда, где наливалась золотом полная луна. Подумал, что раньше испытывал бы настоящий водоворот эмоций при виде полной луны – зрелище действительно было впечатляющим. Сейчас Шура был невозмутим и безмятежен, и не было рядом тех, чьи чувства он мог бы отразить. Он стоял и смотрел. Деревья, фонари, дома застыли перед ним неподвижно, словно симфонический оркестр в ожидании первого движения дирижера, и Шура не знал, что теперь делать.

* * *

Лиза не принадлежала Шуре. Конечно, их роман был в самом разгаре, они встречались чуть ли не каждый день и прекрасно проводили время, однако Шура не мог не воспринимать тонкую пленку отчуждения, отделявшую его от Лизы – пленка была не толще волоса, но Шура чувствовал ее и понимал: не мое. Она не со мной. Не сказать, чтобы его это обижало или задевало, но он все-таки ощущал легкий дискомфорт. И дело было даже не в пухлом обручальном кольце из белого золота с россыпью бриллиантов – Шура и сам не знал, что ему мешает.

И это внутреннее неудобство, некая заноза, что ли, изрядно поранило Шуру в чудесный апрельский день, когда он увидел из окна автобуса Лизу, неспешно идущую по улице под руку с неизвестным худеньким юношей, почти мальчиком. Автобус медленно двигался в пробке, и Шура получил прекрасную возможность рассмотреть парочку – Лиза выглядела безмятежной и довольной, а ее спутник – влюбленным на всю голову. Он что-то ей рассказывал, энергично жестикулируя свободной рукой, а Лиза улыбалась, периодически вставляя некие комментарии, после которых юноша просто заливался смехом. Он был хорош собой и очень мил; Лиза казалась счастливой, а Шура вдруг захотел выскочить на ближайшей остановке и приложить этого хлюпика физиономией об асфальт, да посильнее, до кровавых соплей. Желание было настолько сильным, что Шура едва сумел его подавить.

Однако на остановке он все-таки вышел и почти побежал вниз по улице – по Кировской шли сотни людей, гуляющих и веселых, весенних, но Шура видел только одну пару, бредущую навстречу. Теперь говорила Лиза, в ее глазах плясали хорошо знакомые Шуре лукавые бесенята, а молодой человек улыбался. Это социальная матрица, говорил внутренний голос, на самом деле ты не ревнуешь, на самом деле ты не чувствуешь ничего – Шура не слушал, и вот Лиза увидела его и что-то сказала своему спутнику.

– Привет, Лиза, – произнес Шура, когда пара подошла к нему.

– Привет, – улыбнулась Лиза. – Знакомься, это Данила, мой товарищ.

Данила расплылся в улыбке и протянул Шуре руку, которую тот без всякого удовольствия пожал.

– Артур Ключевский, – представился Шура, отметив про себя, что называться чужим именем с каждым разом становится все легче. – Гуляете?

– Гуляем, – ответил Данила. – Отличный день, правда?

– Отличный, отличный… – пробормотал Шура. Было в этом Даниле что-то такое, отчего ему расхотелось ругаться. – Лиза, наш вечер в силе?

Лиза вопросительно изогнула бровь, а Данила посмотрел на нее так, словно увидел впервые, и от этого его миловидное лицо стало совсем детским.

– А разве мы куда-то собирались? – невинно осведомилась Лиза.

– А ты забыла? – вопросом на вопрос ответил Шура. – Сегодня открытие выставки Саблина, мы собирались пойти.

Лиза нахмурилась, припоминая, а Данила вдруг изумленно и испуганно уставился на Шуру – так можно было бы смотреть на ожившего мертвеца или оборотня. Шура уже собирался спросить у него, в чем дело, как вдруг у Лизы зазвонил сотовый, и, когда она приняла звонок, мужской голос нервно заорал на всю улицу:

– Елизавета Анатольевна! Приедьте скорее, у хозяина приступ!

Лиза побледнела. Ух, как она побледнела – Шура видел ее такой всего один раз – в тот весенний день, когда они столкнулись на улице, и она его узнала.

– Он полдома разнес, мы с Игорянычем в подсобке сидим! – судя по голосу, у говорившего был натуральный истерический припадок. – Приедьте быстрее, ему ж наверно опять…

– Еду, – сурово проронила Лиза и отключила телефон. Посмотрела на Шуру, помолчала с минуту, а потом сказала: – Знаешь, Артур, прости. На выставку лучше завтра.

Шура только собрался ответить, а она уже садилась в такси, оставив на тротуаре обоих своих спутников. Данила помахал ей, а когда такси скрылось в потоке других машин, повернулся к Шуре и произнес:

– А вас ведь зовут не Артур. Вы, – он закусил губу и выпалил: – Саша?

* * *

– На самом деле это совсем не трудно, – Данила скосил глаза к переносице, а потом развел их в разные стороны. – Не трудно для меня, а остальным не по себе от этого. А вас очень хорошо прикрывают. Совсем почти не видно, что вы Саша, а не Артур.

Они сидели в той самой кофейне, куда Шура привел Лизу после встречи у супермаркета. Данила пил кофе, Шура к своему чаю даже не притронулся.

Данила был природным целителем; не так давно, восполняя пробелы в Шуриной эрудиции, Пономарев довольно подробно рассказал и о целителях тоже – людях колоссального магического потенциала, рядом с которыми гаснут и физические хвори, и душевные страдания. Такой вот Данила – молоденький, ясноглазый, с какими-то детскими завитками светлых волос возле ушей – был для истощенной Лизы истинным подарком судьбы. Разумеется, Шура сразу же перестал ревновать, задвинув матрицу куда подальше. Целитель оказался его ровесником. Сам же Шура чувствовал себя старше, и даже не потому, что старше был Артур Ключевский.

Хотя Данила не прошел даже первого посвящения, это не мешало ему с необыкновенной легкостью разбираться во множестве ходов, схем и интриг турьевских магов. Как бы между прочим он посоветовал Шуре не попадаться на глаза Гамряну, который вполне может увидеть, что его студент жив-здоров, да и Эльдар Поплавский тоже не поверил в то, что обознался. Услыхав это, Шура с трудом подавил желание убежать подальше от этого хлипкого провидца, но Данила вдруг посмотрел на него так, что Шура понял: все в порядке, дергаться не надо, и очень хорошо, что есть такой человек, который знает о нем правду и будет при этом держать язык за зубами.