Не веря своим глазам, я подбежал к нему и схватил за плечи.

– Павел Иванович? Подпоручик Кошкин? Ты?

Кошкин виновато пожал плечами.

– Да, это я, Александр Христианович.

– Но как? – растерянно прошептал я и тут же вызверился на Свиньина: – Что это за балаган? Вы же доложили мне, что живых не обнаружили! Как это понимать?

– Никто не виноват! – быстро воскликнул подпоручик. – Я сам не хотел, чтобы меня нашли!

– Но почему?

– А кому я такой нужен? – Кошкин зло тряхнул пустым рукавом.

– Мне! – Я обнял его и крепко прижал к себе. – Нам ты нужен!..

– Попробовали уйти – не получилось, зажали в клещи… – Кошкин смотрел на меня невидящими глазами. – Пришлось отступить. Заняли оборону на сопке, отбили две атаки, а там они подтянули артиллерию…

Я молча наполнил стопки и одну подвинул к подпоручику.

– Взрывом меня забросило в овраг и землей присыпало… – тихо продолжил Кошкин. – Очнулся – вокруг одни мертвые. Раненых японцы добили, а меня, получается, не нашли… – Клацнув об зубы стопкой, он опрокинул в себя коньяк. – Я побрел куда глаза глядят, пока не подобрали аборигены. Руку отнять пришлось – вся изорвана была, гноиться начала. Два года с гиляками жил – никого видеть не хотел, все себя винил, что подвел. Потом вышел к людям, учительствовал помаленьку, детишек учил…

– Какой же ты дурень, Пашка… – Свиньин притянул к себе Кошкина и ткнулся лбом о его лоб. – Эх… Мы же искали. Место вашего боя нашли, погибших похоронили. И тебя похоронили…

– Хватит! – Я резко стукнул ладонью по столу. – Хватит… – И сухо скомандовал: – Подпоручик Кошкин!

– Господин штабс-ротмистр… – Кошкин вскочил и принял строевую стойку.

– Готовы приступить к службе, подпоручик?

Кошкин растерянно покосился на Свиньина и после его кивка четко ответил:

– Готов, господин штабс-ротмистр!

– В таком случае принимайте должность заместителя начальника штаба по учебной и боевой подготовке. Полковник Свиньин, приказываю поставить на полное довольствие подпоручика Кошкина. Немедленно подготовить договор о принятии на службу, а также приказ о присвоении чина капитана.

– Капитана? – Кошкин совсем растерялся.

– Да, капитана, – отрезал я. – Силовой блок сахалинского отделения корпорации «Лавардан групп» является воинским подразделением со структурой званий, идентичной российской императорской армии, и подчиняется непосредственно мне. – Я еще раз наполнил стопки и сварливо пробурчал: – А то развели тут, понимаешь, сырость. Еще раз угляжу невосторженный образ мыслей – пожалеете. Все, по последней, работу делать за нас никто не будет. Помянем павших братьев…

Выпили, помолчали, а потом Кошкин с надеждой поинтересовался:

– Как там Собакин? Петухов? Максаков? Как Борис Львович Стерлигов? Живы?

– Сегодня вечером сам у них спросишь, как они.

– Так они здесь? – У Кошкина глаза на лоб полезли.

– А где же им еще быть? Только Бориса Львовича нет, ему не до нас, он в Думе заседает. Идем, идем, Паш… – Свиньин обнял ошалевшего новоиспеченного капитана и вывел из кабинета.

После того как за ними захлопнулась дверь, я откинулся на спинку кресла.

– Тайто… Куда Майю с Мадиной унесло?

– Госпиталя новая смотреть пошли, Лука с ними, – четко отрапортовал айн.

– Хорошо, готовься в дорогу. Завтра с утра поедешь собирать свой народ и гиляков.

– Готова! Я готова! – Тайто вытянулся во фрунт. – Отец, очень я ждала этого. Совсем готова.

– Готова… – Я ухмыльнулся. – На французском болтаешь, как я, а когда русский выучишь?

– Не получаться пока… – Айн состроил притворно огорченную рожу.

– Ладно. Кто там на очереди? Косоглазые? Зови…

Но в кабинет вместо делегации первым ворвался щеголевато и дорого одетый парень с таким же характерным, как у японцев, разрезом глаз.

– Алекс, надеюсь, ты не собираешься принимать этих азиатских варваров прежде меня? – на чистом русском языке заявил он.

– Тюмень! – Я встал и крепко обнял гостя. – Добрался все-таки.

– Уж извини, Алекс, но такое развлечение я пропустить не могу. – Калмыцкий князь Дорджи Тюменев ухмыльнулся. – И две сотни парней привез с собой. Ну, кого тут резать?

С князем Тюменевым я познакомился в Европе, где он фестивалил с воистину русским размахом. Сошлись мы быстро – Дорджи оказался отличным другом и с радостью откликнулся на предложение погонять японцев на Сахалине. Тем более он абсолютно иррационально, дико их ненавидел – почему-то считал варварами.

– Кого, кого? Будто сам не знаешь кого? Но погоди пока резать. Для начала вас проводят во временный лагерь, примете лошадей, вооружитесь и экипируетесь. Устроишь людей, а к восьми вечера – сюда, ко мне, все обсудим. Лично ты разместишься пока…

– Я со своими, Алекс, – отрезал князь. – По-другому никак.

– Не сомневался в тебе, Тюмень…

Спровадив Дорджи, я приказал впустить японскую делегацию.

Четверо японцев во фраках чинно вошли в кабинет и в рядочек выстроились у стены. Если двое из них еще хоть как-то походили на гражданских, то остальные, несмотря на радостные морды и гражданский прикид, однозначно были кадровыми офицерами – я в таких делах не ошибаюсь.

– Барон де Лавардан, председатель правления корпорации «Лавардан групп», генерал-губернатор Сахалина, – сухо представил меня по-французски Николя, отыгрывающий роль секретаря-референта.

Я небрежно развалился в кресле еще старого губернатора Ляпунова и тоже изображал на физиономии приветливость. Правда, вряд ли это выглядело особо искренне, так как единственным моим желанием было отдать приказ скормить японцев свиньям.

Делегаты синхронно согнулись в глубоком официальном поклоне, после чего один из них, коротко стриженный крепыш с усиками-стрелочками, представил других. Выяснилось, что это Учи Тогасегава, помощник советника первого ранга губернатора префектуры Карафуто Оцу Тосио. Остальные оказались представителями японского капитала.

Затем помощник советника торжественно зачитал приветственное письмо ко мне от своего начальника, в котором тот выражал горячую надежду на добрососедские отношения, а коммерсанты презентовали… потемневшую от времени старинную русскую икону, которую зачем-то оправили в шикарный резной оклад, но в японском стиле.

Вот честно, паршивые коммерсанты висели на волоске. Но сдержался, три тысячи блудливых монашек. Японцы по моему лицу сразу поняли, что накосячили, и принялись часто кланяться. Пришлось сглаживать неприятный момент. Я сухо поблагодарил, после чего поинтересовался, какого черта им, собственно говоря, надо.