После того, как Главного Магистра накормили комплексным обедом в целях проверки блюд на ядовитость, наши деликатесы наконец-то покинули Голландский зал и отправились защищать честь русской кухни перед самыми высокопоставленными персонами мира.

— Устал я от этих запахов чертовски! Не видел столько еды со времен последнего развода. — Полковник Орлов потянулся с довольным видом человека, ухватившего за хвост жар-птицу — после долгих, безнадежных, изматывающих поисков, в успешный исход которых никто не верил. — По-моему, мы с вами, дамы и господа, вполне можем совместить полезное с приятным. Нам нужно побеседовать вот с этими двумя кудесниками, — он кивнул в сторону пригорюнившихся руководителей Ордена Королевской Кобры, — а сесть тут толком негде. Того и гляди, угодишь локтем в какую-нибудь ядовитую дрянь. Насколько мне известно, в бельведере наверху есть немецкая кофеварка…

— И мы до сих пор здесь? — воскликнула я. — Срочно кофе, и покрепче! Это именно то, что мне сейчас нужно.

— Да, кофе был бы очень кстати, — робко проклюнулся заскучавший было Володя.

— Нет, приятель, на тебя приглашение не распространяется, — безапелляционно заявил полковник. — Ты остаешься в Голландском зале. Кто-то должен следить за нашими ФСО-шными официантами-любителями. Пользуйся случаем, покомандуй напоследок, пока тебя не уволили.

Глава 28

Когда мне было восемнадцать лет, я была ужасно красивая. Не в смысле ужасная, а в смысле — очень красивая. Поверьте на слово. Если хотите знать, многие меня путали с актрисой Татьяной Догилевой, особенно после выхода фильма «Блондинка за углом».

Шел семьдесят девятый год. Ударными темпами строился БАМ, в Афганистане вот-вот должен был высадиться русский десант, Брежневу присудили Ленинскую премию по литературе, а я заканчивала второй курс швейного техникума. Впрочем, учиться мне было некогда — кавалеры буквально не давали мне прохода. По ночам пели серенады под окнами общежития, с утра караулили у парадной с цветами в руках, по вечерам таскали в кино, на всякие новинки вроде «Осеннего марафона» или «Москва слезам не верит». Мороженого мне покупалось столько, что я вполне могла бы на досуге им торговать с тележки. Помнится, у меня постоянно болело горло из-за немыслимого количества съеденного лакомства.

Как-то раз прибегает ко мне в общагу один из наиболее перспективных кавалеров — сын номенклатурного работника. У папочки его, достойного представителя правящего класса, была еще четырехкомнатная квартира на Суворовском проспекте, а сам ухажер щеголял в настоящих американских, а отнюдь не югославских или там польских, джинсах и презирал авоськи. Вахтерша наша, с уважением относившаяся к кастовой системе Советского Союза, а также к еженедельным подношениям в виде дефицитной колбасы, пропускала его на территорию женского царства почти без ворчания.

В общем, вламывается он ко мне без стука, глаза горят, руки трясутся. Кричит: «Завтра… завтра… ох, я сейчас в обморок грохнусь… Люба, завтра идем на концерт — ты не поверишь! — Элтона Джона!» «Кого?» — равнодушно переспросила я, поскольку меня интересовало творчество исключительно отечественных звезд эстрады. «Элтона! Джона!» — повторил кавалер, пытаясь нащупать у себя пульс. «У тебя нашатырного спирта случайно не найдется?» — прибавил он.

После того, как я привела его в чувство, он сумел более или менее связно рассказать, что каким-то чудом его отцу удалось достать два билета на первую крупную гастроль западного рок-музыканта в Ленинграде. И он приглашает меня посетить исторический концерт в «Октябрьском». Дальше следовали восторженные, сбивчивые подробности: «Мне за эти билеты семьдесят рублей предлагали, я не отдал!.. Элтон приехал в СССР с мамой… Привез с собой одиннадцать тонн оборудования — фантастика!.. Я сегодня весь день дежурил у „Октябрьского“, и разглядел-таки, как Элтон подходит к окнам гримерки! По крайней мере, я почти уверен, что это был его силуэт!..»

Нельзя сказать, что я испытывала похожие эмоции. Однако упустить шанс похвастаться перед подружками я тоже не могла. Кроме того, я всегда считала себя человеком широких взглядов и гордилась своим чутким отношением к современным тенденциям.

Словом, за ночь я сшила себе премиленький облегающий комбинезончик из голубой хлопчатобумажной ткани — с острым воротником, короткими рукавами и широким поясом, — накрутила кудри на пиво и, взяв своего ухажера под ручку, отправилась на концерт всемирно известного англичанина. Настроение было отличное — май выдался теплым, что не могло не радовать после особенно лютой зимы; подружки, которым я уже успела растрезвонить, куда иду, умерли от зависти; и даже письмо от родителей с Урала, в котором сообщалось, что моя сестра Глафира перевелась в Ждановский университет и переезжает в Ленинград, не смогло омрачить мой позитивный настрой.

Ну, что я вам должна сказать? Так я и не поняла, как этот Элтон Джон, в потешной полосатой кепке и круглых очках, стал мировой знаменитостью. Недалеко он ушел от Пантеры с ее непонятной и даже, на мой взгляд, вредной музыкой. Мой кавалер в исступлении, что есть мочи подпевал британцу: «A rocket man, a rocket man! And I think it’s gonna be a long, long time…»

— Пойдем отсюда! — потребовала я, дернув кавалера за рукав, как только песня кончилась. — Хватит позориться!

— Что? — Он уставился на меня невидящим взглядом.

— Я говорю, пойдем отсюда! Ведешь себя как чуждый, антисоветский элемент!

В глазах моего кавалера бушевала гроза. Он не знал, что выбрать: эпохальный концерт или мою благосклонность. Я видела, как его душа рвется на части.

Думаю, вы уже догадались, чем все закончилось. Кавалер опустил голову и покорно, как собачка, поплелся за мной. Мы покинули БКЗ на середине слишком занудной, на мой взгляд, песни «Candle in the wind».

Кстати, через несколько дней я бросила этого ухажера. Зачем мне связывать свою жизнь с проводником буржуазной идеологии? Тем более, что я познакомилась с симпатичным начинающим автослесарем Петей Суматошкиным, сразу покорившим меня своей робкой улыбкой и золотыми руками…

Почему я все это вам рассказываю? А потому что сейчас, устроившись в бельведере Константиновского дворца с чашечкой крепкого кофе, я вновь почувствовала себя восемнадцатилетней красоткой — за мое внимание соревновались сразу трое видных мужчин. Да, друзья мои, трое! Я не обсчиталась! Главный Магистр, немного оклемавшийся после всех перипетий, Яков Матвеевич, вернувший галстук на место, и, как ни странно, ироничный полковник Орлов собственной персоной.

В бельведере было тихо и уютно. Стены, пол, потолок — повсюду деревянные панели благородного оттенка темной черешни. Мы словно оказались на старинном паруснике. Тут и там