– Они – это кто? Ваш начальник?

– Он также.

– Он назвал причину?

– Как будто весьма необычное происшествие.

– Спору нет.

– Нет, вы не поняли. – Ян приободрился. – В Чехии нет убийств. У нас есть пьянки, драки, да, иногда несчастный случай. Но такое? Никогда. Мой начальник, он сказал: «Ян, могут быть очень большие проблемы. Люди испугаются».

– И велел похоронить дело? Об убийстве?

– Не похоронить. Помалкивать.

– Но с вами говорили и другие.

Помешкав, Ян кивнул.

– До или после начальника?

– После. Я уехал в Штаты. Когда вернулся, они ждали в аэропорту.

– Рослые парни, – сказал Джейкоб.

Ян вздрогнул.

– Прямо верзилы.

Ян выпучил глаза.

– Представились сотрудниками отдела, о котором вы слыхом не слыхивали. Дружелюбные, но какие-то странные. Взяли с вас обещание держать язык за зубами, а то, мол, вас вышибут, ну и прочая лабуда.

– Я могу потерять работу.

– Они так сказали?

Ян кивнул.

– Эти же ребята наведались ко мне, – сказал Джейкоб. – Не угрожали. Наоборот, изъявили желание помочь. А на деле вконец замудохали. Но когда я сказал, что еду сюда, – ни слова против. Я не понимаю, что происходит. Может, они хотели, чтоб я убрался подальше? Черт ногу сломит.

Помолчали.

– Что значит «замудохали»? – спросил Ян.

Джейкоб расхохотался, и впервые ухмыльнулся Ян. Смеялись два копа, объединенные нелюбовью к чинушам.

– Ну, в смысле, мешали. Тянули за это, за муде. – Джейкоб показал на ширинку.

– Да, о’кей. Хорошее слово. Меня тоже замудохали.

– Вот почему ты решил взглянуть на меня. Проверить, какого я роста.

Ян кивнул.

– Вчера ты был в пивной.

– Моя сестра была.

– Татьяна, – усмехнулся Джейкоб.

– Она так сказала? Ее зовут Ленка.

– Это неважно. Как я ей?

– Она сказала: Ян, не волнуйся. Кажется, он хороший парень, он угостил меня пивом. Она хочет также быть полицейским. Я говорю: эта работа не для тебя. Ты молодая, радуйся жизни.

– Кто бы говорил. Самому-то сколько?

– Двадцать шесть.

– И уже лейтенант?

– После революции… – Ян присвистнул и махнул рукой, – начали по новой. – Вздох его перешел в кашель. – Ленка. Ленка, Ленка. – Он хлопнул себя по коленям и встал: – Ладно. Пошли.

Тишину Длинной улицы, убегавшей к Староместской площади, нарушала только воркотня голубей, промышлявших под столиками уличных кафе.

Ян похлопал по скамейке – одной из тех, что окружали внушительный бронзовый монумент:

– Девушка сидела тут. Плакала, прямо рыдала. Она говорит: там мужчина, около синагоги, он хотел меня изнасиловать. Патрульный вызвал «скорую», ее в больницу, пошел искать мужика. Идем.

По мокрой брусчатке вышли на Парижскую и зашагали к Йозефову.

Отцовский путеводитель не заслуживал доверия. Некогда убогий Еврейский квартал стал шикарным зеленым районом. В витринах бутиков красовались манекены в дизайнерских нарядах. Из дверей погребка появился человек в поварской куртке и выплеснул ведро мыльной воды в уличный сток.

– Городская полиция не расследует убийство, вызывают нас, – сказал Ян. – Обычно приезжают следователи, спецы. Но в тот раз не было, только один патрульный. Вскоре незнакомый спец, собирал улики.

– Тоже рослый?

Ян задумался:

– Кажется… Я не глядел. Я не его изучал, место преступления. У тебя так же?

– Примерно.

– Спец меня злил. Я хотел осмотреть тщательно, а он торопил: скорее, пожалуйста, не возись. Наверное, хочет закончить до наплыва туристов, подумал я.

Ян умолк и сфотографировал золотистый «феррари» с российскими номерами.

– Ленка не одобрит, – сказал Джейкоб.

– Она слишком злопамятная. Я говорю, то время прошло.

– Для нее – нет.

– Потому что тогда она не жила. Я говорю: хватит злиться, будь практичной. Так же самое с полицией. Ребята, которые работали… Ты знаешь, что такое Эс-Тэ-Бэ?

Джейкоб покачал головой.

– Статни бэспэчност. Чехословацкая госбезопасность. После революции многие ушли. Да, там были гады, конечно. Но кое-кому мы сказали: оставайся. У них опыт, знания.

– И как тебе с ними работается?

Ян пожал плечами:

– Полицейский – рука закона. Раньше были плохие законы, поэтому… – Он изобразил оплеуху. – Теперь хорошие. Все в порядке. Вот, пришли.

По зернистой черно-белой фотографии путеводителя Джейкоб узнал очертания Староновой синагоги. В жизни ее нижняя половина была пергаментного цвета, а верхняя выложена из бурого ноздреватого кирпича, отчего казалось, будто на стене запеклись кровавые потеки оранжевой черепицы. Десять ступеней вели вниз, в мощеный двор с водостоком; в стене виднелась железная дверь. Служебный вход.

Неподалеку от него стояли мусорные баки. Мутное окно-розетка позволяло оценить толщину мощных стен.

Железные перекладины вели к деревянной дверце на высоте третьего этажа.

Всё в следах густой копоти, здание просело, но словно парило над землей, теряя четкость очертаний.

– Ты идешь? – Ян задержался на середине лестницы.

– Да. Иду. – Джейкоб шагнул следом.

– Голова была здесь, – показал Ян, на корточки присев у водостока. Затем перевел палец на два фута левее: – Тут рвота.

Он встал, потянулся и закашлялся.

– Я все не понимал. Крови нет, значит, ее смыли в водосток. Но голову и рвоту оставили.

– Мой случай. Я решил, что убийство произошло в другом месте.

Ян помотал головой:

– Девушка убегает, мужчина здесь. Приходит патрульный, тело тут. Убийца унес насильника и принес отрезанную голову обратно? Глупо. И мало времени. Куда ему идти? Я осматриваю окрестности. Крови нет. Оружия нет. Никто ничего не слышит. Никто ничего не видит.

М-да, подумал Джейкоб, мои версии потихоньку сдуваются. А мечталось найти совпадения.

– Центр города, и ни одного свидетеля?

– В такое время здесь тихо. – Ян показал на роскошные дома Парижской улицы: – В этих квартирах окна спален смотрят во двор. У ювелирного магазина камера, но не тот ракурс. Сюда не видит.

Джейкоб перевел взгляд на деревянную дверку.