Закрыл глаза.

И нажал спуск самовзводом…

Я открыл глаза, плавая в ледяном поту, с бешено ломящимся из горла сердцем. Танюшка трясла меня за плечо:

– Олег, Олег, ты чего?!. Ой!

Это я вцепился в ее запястье, сбивчиво забормотав:

– Тань, ты здесь?!. Ты не ушла?!. Такой жуткий сон…

– Ну сон, сон… – Она погладила меня по вискам. – Ты же не веришь в сны?

– Слишком страшный сон… – Я перевел дыхание, удержал ее руку у своей щеки. – Тань, ты то немногое, что у меня осталось моего.

– Расскажи сон, – попросила Танюшка, устраиваясь у меня на плече.

– Нет, – отрезал я. – Тань, завтра вы со мной не пойдете. С нами не пойдете.

– Ладно. Хорошо, – отозвалась она. – Но вы там осторожнее. Пожалуйста – осторожнее, Олег…

Когда меня не будет на земле,

Вселенная покажется пустою.

Но, может быть, напомнят обо мне

Слова, когда-то сказанные мною.

А звезды будут жить на дне морей

И так же по ночам срываться с неба.

Но, может быть, напомнят обо мне

Мои стихи, в которых быль и небыль.

Акация все так же зацветет,

Подснежники распустятся весною.

И роковая надпись: «Все пройдет»

Глаза на мир уже другим откроет.

И мир успеет миллионы раз

Разрушиться и снова возродиться…

Но на земле уже не будет – нас —

Нам только сны о жизни будут сниться.

А. Бабкина

Тучи стали еще гуще, плотней и ниже. Похоже было, что вот-вот пойдет дождь. Часовые неподалеку разговаривали о чем-то, костер над входом горел нехотя, словно его тоже придавило сырое небо.

Эва сидела у огня, завернувшись в плащ и держа ладони на рукояти корды в ножнах. Она смерила меня внимательно-равнодушным взглядом и подвинулась на бревне, давая место. Я подстелил плащ и сел, позевывая и ежась. Внимательно посмотрел на американку:

– Ты что, не ложилась спать?

– Нет, – медленно ответила она. – Знаешь, мне было двенадцать лет, когда я первый раз увидела мертвого… ребенка. Парнишка двумя годами старше меня умер на старой барже. Покончил с собой, до сих пор не знаю – почему. Баржа называлась «Хоуп» – «Надежда»… – Эва усмехнулась. – Мы играли неподалеку, подошли, на нас не обратили внимания… Шериф расстегнул «молнию» мешка, посмотрел… У мальчишки было лицо такого… – она пошевелила пальцами в воздухе, – …сероватого оттенка, но очень спокойное и умиротворенное. Словно ему наконец хорошо… У тебя нет брата или сестры?

– Нет, – покачал я головой.

– Стэн мне тогда сказал, что ничуть не испугался. Мы с ним часто дрались, а когда он умер у меня на руках, у него стало такое же лицо, как у того парня с баржи… А я вот уже четвертый год почти не сплю по ночам. Знаешь, чего я хочу? – Она погладила рукоять корды. – Чтобы Джо, младший брат Фрэнка, погиб раньше своего старшенького. И тот хоть немного пожил бы один – и понял как это.

– Они хорошие фехтовальщики? – спросил я. – Братья Харди?

– Очень, – это сказал, подойдя, Джо. Он был полностью одет, перемазан грязью. – Особенно Фрэнк, старший, но и Джо очень неплох. Они оба еще там занимались фехтованием на саблях… Вставайте, да и всех поднимайте. Моя разведка нашла их лагерь.

* * *

– Сколько у него человек? – поинтересовался Йенс.

Разведчик Сэма, черноволосый гибкий мальчишка, ответил:

– Два десятка парней, полтора – девчонок, но драться будут все, они у него один к одному. Кстати, они собираются уходить. Не очень спешат, но собираются.

Мы стояли на склоне холма, за которым начинался спуск в ложбину, где расположились лагерем Харди. Был даже слышен шум – ветер дул в нашу сторону. Странно, что не было часовых – впрочем, если они собираются бежать…

– Если с той стороны ложбины, как вы говорите, подъем и обрыв в каньон, – я присел, вынимая дагу, начал чертить, – то сделаем вот как. Ты, Эва, зайдешь с левого конца ложбины. Ты, Сэм, – с правого, я пойду отсюда, по склону. И погоним их вверх, на обрыв. Ну а там – все.

Мы совершенно спокойно планировали смерть трех-четырех десятков наших ровесников, потому что они были опасны для всех…

Сэм поднял голову:

– А дождь все-таки будет, – заключил он. – Ладно. Пошли по местам, что еще говорить-то…

…Вигвамы тут, кажется, были национальным видом жилищ. «Индейская народная национальная изба – фигвам называется», – вспомнил я, шагая по склону. Выкрикивать боевые кличи не хотелось. Хотелось не поскользнуться. И чтобы дождь не пошел.

В лагере нас заметили издалека. И, кажется, также заметили и два других отряда.

Вы видели людей, которые понимают, что им некуда деваться?

Страшное зрелище…

Внизу заметались. Среди мельтешения я не мог разобрать, где там кто… но группа человек из десяти, отделившись от общей массы, рванулась нам навстречу – плотной кучкой, явно на прорыв. Впереди бежал, закрываясь круглым щитом, рослый светловолосый парень, державший в правой руке на отлете длинную шпагу.

– Фрэнк это или Джо – он мой! – закричал Сергей. – Не трогать его! Олег, не трогай! – и он рванул вперед длинными прыжками. Мы с шага перешли на бег, собираясь остановить поднимающуюся группку, но Сергей опередил всех и, прыжком взлетев в воздух, ахнул обеими ногами в подставленный щит, сшиб его хозяина – и они врубились в набегающих сзади парней единым рычащим комком.

– Плотней строй! – успел рявкнуть я, принимая на дагу удар меча мальчишки с безумно расширенными ужасом и ненавистью глазами. Меч соскользнул в сторону, на камни острием во весь размах, я свалил мальчишку одним косым ударом палаша в левое плечо, развалив его тело до середины груди.

Посреди общей схватки сражались Сергей и тот парень – уже без щита. Я это заметил краем глаза, но было не до этого – Анри с трудом отбивался от своего противника, и я перехватил американца.

– Я… сам… – пропыхтел Анри, пытаясь отдышаться.

– Вместе, вместе, – спокойно ответил я.

– Не убивайте! – американец в отчаянье бросил валлонку. – Ради бога! Не убивайте!

Анри опустил палаш, но я не остановил удара – точнее укола, пробившего парня слева между ребер. И обернулся. Схватка практически закончилась, только Сергей еще сражался… нет! Как и тогда, во время схватки на зимнем берегу, я не понял, что же сделал мой друг. Но американец рухнул на сырую землю с разрубленной головой, а Сергей вскинул над собой палаш. По левой руке у него бежала кровь.

– Эва! – закричал Йенс. – Эва, смотри!

Американка в сопровождении двух белокурых атлетов прыжками поднималась по склону. Я подбежал тоже – как раз когда она склонилась над трупом – и, издав улюлюкающий вопль, одним ударом корды отсекла мертвому голову и, подхватив ее за окровавленные волосы, раскрутила над головой и метнула страшный трофей в сторону лагеря с криком: