Нарезные ружья глухо забахали, и из-за баррикады раздался мат и крики. Вот еще одно отличие – современники попаданца, завидев наведенные ружья, просто легли бы или спрятались за ближайшее укрытие. Здесь это «невместно» – нужно стоять, выпятив грудь… Не совсем, конечно, да и такому поведению есть оправдание.

После залпа защитники баррикады попрятались, а самых смелых выцеливали стрелки с карабинами[109], стоящие вне досягаемости. Под таким прикрытием штурмовая группа подобралась поближе, и… Короткий разбег, и князь широким прыжком перелетает препятствие. Защитники ожидали нападения, но не с неба, так что, отбив неуверенный выпад протазаном особо шустрого преображенца, Грифич приземлился за спинами врагов.

Широкое движение кистью с зажатой в ней саблей, и поперек спины гвардейского унтера из преображенцев возникает кровавая полоса…

Затем увернуться от широкого, размашистого удара прикладом совсем молоденького, не старше пятнадцати лет, рядового с испуганными глазами, кончиком клинка дотянуться до горла подростка…

Замешкавшемуся капралу лет тридцати пяти с багровым лицом, отшатнувшемуся от клинка и потерявшему равновесие, ребром левой руки по основанию шеи. Хруст.

Тут подоспел и остальной авангард сторонников Петра, связав боем два десятка оставшихся гвардейцев-предателей. Нельзя сказать, что на стороне законного государя были волки, напавшие на овец, но… Все они были не просто отменными бойцами, а бойцами, прошедшими кровавую кампанию, и умели применять свои знания не только в теории. Во всяком случае, тот же Аюка от хлестанувшей в лицо крови врага только взвыл по-волчьи и явно впал в своеобразный воинский транс.

– Пали! – услышал Рюген голос Миниха, а затем и звуки выстрелов. Подоспевший основной отряд практически в упор расстрелял оставшихся гвардейцев.

– Контроль! – прорычал князь и прошелся по баррикаде, добивая оставшихся в живых. Такая привычка была у многих ветеранов – слишком часто покрытые кровью «трупы» оживали и всаживали клинок в спину товарищу. Ну а если он просто тяжело ранен, то с современным уровнем медицины это элементарное милосердие – все равно умрет, только мучительно…

Быстро разбросав баррикаду и оттащив в сторону тела, бойцы вновь вскочили на коней и поскакали в сторону порта. Несколько раз им попадались разрозненные кучки гвардейцев и каких-то непонятных вооруженных людей, то ли гайдуков, то ли вообще лакеев.

«Судя по всему, – подумал попаданец, – это какие-то личные гвардии вельмож. Не случайно же Разумовский хотел меня задержать».

В порту была непонятная возня – что-то похожее на смесь пьянки и агитации.

– Княже, я проскользну, – подошел к нему Емельян, – на рожон переть не стоит.

Прикусив губу, князь задумался – лезть на рожон и в самом деле не следовало, но время…

– Давай, только побыстрее, сам понимаешь, наверняка за нами гонятся.

Пугачев возник рядышком минут через пятнадцать. Именно возник – только опыт и настороженность попаданца позволили понять ему, что кто-то подходит. Подивившись «ниндзюку» и поняв, как именно тот с товарищами «шалил» прямо в прусском лагере, Игорь тихонько сказал:

– Докладывай.

Из слов Емельяна выходило, что это вельможи со своими людьми мутят – водки да вина привезли. Флотских пытаются даже не завербовать, а просто смутить. Где-то разговоры об уме Екатерины, где-то о «предательстве» Петра… Не суть важно – важно то, что они просто пытаются блокировать полк и обезвредить флот.

– Пройти сможем?

– Да хрен его знает, – Пугачев с сомнением покосился на государя, обмякшего в седле, – мы-то пройдем, а вот с ним…

Помог Миних, отошедший от основного отряда, спрятавшегося за постройками. Фельдмаршал прекрасно ориентировался здесь и понимал саму структуру порта и Кронштадта. Вернувшись из ссылки, он быстро восстановил многие связи, и теперь мог назвать даже суда и капитанов, за которых ручался.

К большой компании гулявших флотских[110]подошел важный вельможа.

– Я – Миних, – представился он. – Есть здесь кто-то, кто не знает меня?

– Да кто ж тебя не знает? – удивился пьяненький, явно не первый день «гуляющий» матрос. – Ты, конечно, пес еще тот, но службу знаешь и зазря служивых не обижал.

– Ну а раз знаете, – продолжил старый фельдмаршал, хмыкнув после своеобразного «признания» матроса, – то слушайте. Екатерина замыслила переворот. Гвардия и вельможи за нее. Что такое переворот – сами знаете. Гвардии да вельможам будут деньги раздаваться, да поместья, да крестьяне… Да и сами должны понимать, что такое баба на троне, да такая… гулящая.

Миних говорил короткими, рублеными фразами – так, чтобы поняли даже пьяные флотские. И те поняли… Началась было шумиха, но Бурхард быстро успокоил народ. Словом, спустя несколько минут нестройная толпа прошествовала к одному из стоящих у причала кораблей.

Придворных частично переодели, а частично просто заслонили от других компаний гуляк. Однако нужно сказать, что прошли скорее благодаря наглости мероприятия, ну и тому факту, что сейчас в порту хватало таких вот странных, смешанных компаний.

Погрузившись на «Гордость Балтики» – довольно ветхую и совсем небольшую шхуну, спасители императора отправились к Кронштадту. С берега им кричали что-то запретительное, но тут снова спас Миних, он представил дело так, будто компания отправилась к флотской базе ради агитации за Екатерину.

Погрузились не все, Тимоня отправился в расположение Семеновского полка.

Пробравшись через только-только выставлявшиеся посты бунтовщиков, денщик галопом проскочил в расположение Семеновского. Как и везде в гвардии, здесь жили либо истовые служаки, либо гвардейцы, не могущие похвастаться особыми средствами. И вот среди них сторонники Екатерины и вели агитацию, убеждая присоединиться к «государыне-матушке».

– Петр – немец и немцам продался, – соловьем разливался преображенец, прибывший в компании таких же агитаторов и бочонков вина, – дворян хочет прав лишить и немцев нам на шеи посадить.

– А Катерина что, русская? – резонно спросил рядовой из крестьян, открыв от удивления рот.

Преображенец с неприязнью посмотрел на него и медово улыбнулся. Открыл рот…

– Я от князя Грифича! – заорал Тимоня, соскакивая с коня. – Катерина с вельможами хотела Петра убить, но мы спасли его, чичас бунтовщиков будем рубить!