– О’кей! Тогда из-за чего весь сыр-бор? Ну хочу я, понимаешь, хочу! – поразмышлять над всем этим. Вдруг отец изменился? Понял, что он был не прав? А что, если он специально пришел на ту церемонию по случаю окончания школы для того, чтобы помириться с нами?

– И что? – Такси тормозит напротив входа в галерею, Саманта достает из сумочки кошелек.

– Сама не знаю что, – отвечаю я несколько растерянно. – Но мне кажется, что-то должно было бы измениться. Или кто-то. Например, я.

– Может, и так. Но ты же сама всегда твердила, что люди не меняются. – Саманта морщит нос. – Если мне не изменяет память, то на старшем курсе ты целый реферат накатала на эту тему для семинарских занятий по философии.

– Как видишь, я пересматриваю свои взгляды. Та же Тина. Она ставит меня в тупик. Ведь она совсем не такая, какой я ее себе представляла.

– Однако это вовсе не значит, что твой отец не такой, как ты о нем думала раньше.

– А что скажешь про Питера? – Я вижу, как Рори машет нам из окна галереи. Она так отчаянно жестикулирует, приветствуя нас, что это почему-то вызывает у меня раздражение. Будто это так жизненно важно и позарез необходимо, чтобы в эту самую минуту я находилась именно в галерее и именно возле своей сестры. – Питер же изменился.

Саманта молчит. Открывает дверцу со своей стороны и молча выходит на тротуар. Что ж, это тоже ответ.

– По-твоему, он не изменился, да?

Я наполовину высовываюсь из такси, она быстро обегает машину, чтобы помочь мне выйти.

– Думаю, он вел себя вполне прилично в последнее время. Постоянно был рядом с тобой. Демонстрировал преданность.

– Ну вот! И я о том же! Разве это не означает, что он изменился?

Рори уже скоро удар хватит от нетерпения, я это вижу по ее лицу. Я вскидываю вверх указательный палец, приказывая ей потерпеть еще немного.

– Пока ему удалось лишь самое простое, – отвечает мне Саманта, берет меня под руку, и мы направляемся ко входу в галерею. – Важно, чтобы в человеке изменилось и что-то другое. Чтобы в нем произошел какой-то сдвиг, что ли.

– Чтобы он сделал рывок, да?

– Да. Хотя всякая перемена к лучшему – это и есть рывок.

Я широко распахиваю двери, ведущие в галерею. И следом за мной врывается порыв ветра, словно приветствуя всех собравшихся. Спасибо ресторану, обслуживающему галерею, пахнет вкусно. В воздухе витают ароматы свежей выпечки: пирожные из слоеного теста и французские пироги киш лорен. В качестве музыкального сопровождения для вечера выбрали винтажные композиции семидесятых годов в исполнении рок-группы Journey. По словам Рори (это она мне вчера сказала), их ироничные песни вызывают у людей чувство ностальгии. Когда я заметила вскользь, что никакой такой особой иронии не улавливаю, то сестра тут же недовольно поджала губы, отчего стала похожей на неизвестную мне тропическую рыбу, и вихрем вылетела вон из комнаты.

– Ты знаешь, что мы не успеваем? – восклицает она первым делом вместо слов приветствия. Прямо у нее за спиной официант небрежно составляет вместе два подноса для закусок, и мы обе одновременно смотрим на него, чтобы убедиться, что самое страшное еще не случилось. Пока никакой катастрофы. Катастрофа. А что это? По мне, так это когда у тебя из рук падает на пол сосиска в тесте. Вот это беда!

– И сильно мы не успеваем?

Рори делает вид, что не замечает моей издевки.

– Да, очень даже. Сегодня вечером ожидается большой наплыв гостей. Не меньше двухсот человек. Все хотят попасть на первую выставку работ Хоуп. А потом еще приедет в полном составе вся команда, работающая над программой «Портреты американцев».

– Ну это твоя идея, не моя, – перебиваю я сестру.

– Ну как ты не понимаешь, что для нас значит публичность? – бросает Рори раздраженным тоном, поправляя ценники под каждой картиной. – Пиар – это пиар. Впрочем, ты никогда этого не понимала. А сегодня наша галерея востребована как никогда.

Итак, обмен любезностями состоялся.

– А что это у тебя на голове? – вдруг интересуется она.

– Берет.

– Больше похож на покореженную сковородку. Немедленно сними! – Рори резко взмахивает рукой. – А уж в сочетании с этим твоим красным свитером… Иди в офис. Там в шкафу висят более подходящие наряды.

– А что ты имеешь против моего свитера? И чем тебя не устраивает этот красный цвет?

– Для фруктового желе – нормально. Но для открытия выставки… – Рори тяжело вздыхает. – Разве не ты была инициатором внедрения у нас дресс-кода с использованием исключительно одежды нейтральных тонов?

Ах, так вот почему в моем собственном гардеробе преобладают только унылые тона!

– Я внедрила, я и передумала. Я буду в свитере.

– Хорошо, пусть так! – Следует еще один раздраженный вздох. – Но только не берет. Он при любом дресс-коде смотрится по-дурацки.

Слышится легкий стук в дверь.

– Открыто! – кричит Рори.

Появляется Джейми в сопровождении двух парней с телекамерами.

– Пойду переговорю с барменами, – бросает мне Рори. – Постарайся быть здесь хоть немного полезной.

Проходя мимо, она срывает с моей головы берет.

– Приветствую! – говорит мне Джейми и одаривает дежурным поцелуем в щеку.

Я оглядываюсь по сторонам. Вопреки наказу Рори, делать мне пока нечего.

– Можете снимать, – милостиво разрешаю я.

– Отлично! Мы мигом управимся. Ничего сложного. Мы уже сделали несколько групповых снимков, взяли пару интервью у ваших друзей и родственников. А сейчас хотим запечатлеть вас в родной, так сказать, стихии.

– Полагаете, это – моя родная стихия?

Я бросаю взгляд в окно и вижу спешащего Питера. Что-то он рано сегодня объявился.

– Интерьер галереи – это именно то, что нам надо, – продолжает Джейми этаким небрежным тоном профессионала, поглощенного своим делом. И до меня вдруг доходит, что, несмотря ни на что, Джейми, в первую очередь остается репортером, а потом уже все остальное.

Входит Питер, и нас всех словно обдает порывом ветра.

– Привет, детка! – Питер смачно целует меня в губы.

– А ты сегодня рано, – отвечаю я и тоже целую его. К моему удивлению, он тут же заключает меня в свои объятия. Какую-то секунду мои руки неловко болтаются по бокам, я лихорадочно пытаюсь оценить ситуацию. Потом прижимаюсь к груди мужа и вдыхаю запахи, которыми полнится его тело. – С чего вдруг такие нежности? – спрашиваю я, когда он наконец отрывается от меня.

– Я просто чертовски рад видеть тебя в привычной для тебя обстановке.