М. Дунаевский, Ю. Ряшенцев. Песня из к/ф «Три мушкетера»

«Пес ты старый! Скоро – в гроб, а ты все адреналина ищешь! Прямо как та блондинка, что искала приключений на нижние девяносто. Впору футболку… то есть – тенниску по-нынешнему, заказывать, с надписью «Я – блондинко!» Нет, ну вот же угораздило!..»

Примерно так рассуждал Всеволод Николаевич, в который раз шагая после смены в районное отделение Коан тёса-тё. Та ночная схватка, в которой, если быть откровенным, Волков почти ничего и не сделал, обернулась серьезными проблемами. И что с ними делать не понятно…

Когда инженер буквально свалился на головы нападающих, боя не получилось. В темноте раздался только горестно-изумленный вопль нескольких человек, а потом – дробный топот убегавших. И хорошо, потому как среди многих талантов Волкова фехтование не числилось. А кендзюцу[1] – тем более, так что ожидать от него молниеносных ударов старинных самураев не приходилось. Да что там! Вряд ли он сумел бы хоть зацепить своих оппонентов, дойди дело до схватки.

Тогда инженер перевел дух, и поспешил к Утида, который уже неуклюже пытался перевязать своего раненного товарища кусками оторванной от одежды ткани.

- Вот, – сообщил Кену Волков, протягивая мастеру меч, после того, как они общими усилиями справились с перевязкой. – Трофей. Держи.

И вот тут начались странности. Кен Утида пристально оглядел меч, однако не прикасаясь к нему руками, а потом вдруг начал быстро кланяться, одновременно отрицательно мотая головой.

- Нет, – выдохнул он наконец. – Волков-сан, я не могу прикоснуться к этому мечу…

- В смысле? – изумился Всеволод Николаевич. И тут же встревожился, – Он что – отравленный?

Старый мастер снова замотал головой, а потом быстро-быстро заговорил. Из его рассказа Волков с трудом разобрал, что это – священный меч великого древнего мастера, и брать его в руки может только тот, кто… Тут инженер окончательно запутался в незнакомых словах, уяснив только, что лично его здоровью эта железяка не угрожает. Во всяком случае – в данный момент.

Он попытался всучить трофейный меч офицеру народной полиции, примчавшемуся вместе с толпой рабочих на выстрелы. Тот внимательно осмотрел клинок, вгляделся в какие-то наведенные золотом иероглифы у самой рукояти, а потом оттолкнул от себя меч с таким видом, словно Волков вручил ему живую кобру.

- Это – ваш и только ваш меч, – запинаясь сообщил полицейский. – Ведь вы добыли его в честном поединке?

Всеволод Николаевич задумался: можно ли считать поединок честным, если один из участников вооружен, а второй – с голыми руками, и является ли поединком сбрасывание на голову оппонента тяжелых предметов? Ни к какому решению он не пришел, а пока размышлял, толпа любопытствующих рассосалась, оставив инженера в гордом одиночестве. С проклятым мечом в руках…

Пришлось притащить чертов дрючок домой. Хотя при ближайшем рассмотрении меч оказался очень красив той благородной, мужественной красотой, которая так притягивает к оружию сильный пол. Вот только деть его в квартире, которую Волков занимал в «ДИС» – Доме Иностранного Специалиста было решительно некуда. Ковра, на который меч можно было бы повесить, не наблюдалось, не говоря уже о специальной подставке для мечей, принятых в самурайских домах. Решив, наконец, что раз меч засчитан его личным трофеем, Всеволод Николаевич сделал себе зарубку на память: заказать в механическом цеху эту самую подставку. Которую ему на следующий день не только сделали, но и доставили на дом, что оказалось совсем не лишним: подставка была изготовлена из имевшихся под рукой материалов, в данном случае - из полированной хромистой, «нержавеющей» стали и весила поболе той задвижки, с помощью которой собието спесаристо и стал обладателем чудо-клинка.

Уложив меч на подставку Волков полюбовался блеском стали, оттеняемой мрачной чернотой ножен и лезвия. Действительно, красивая вещь! «Если разрешат вывезти – поставлю дома, на видное место, – подумал он. – А не разрешат – сфотографируюсь рядом с мечом, и повешу на видное место карточку. И стану рассказывать Груше и Васе, как героически отжал самую крутую катану Японии практически голыми руками…»

Это развеселило его, и негромко засмеялся. И почти сразу же раздался осторожный стук в дверь. Всеволод Николаевич открыл и замер: на пороге стояли двое среднего возраста японцев с очень неприятными лицами, а из-под манжет рубашек выглядывали цветные татуировки.

«Якудза, – затосковал Волков. – Твою же мать!» Героическим усилием инженер подавил в себе желание немедленно захлопнуть дверь и поинтересовался:

- Что вам угодно?

Вместо ответа оба визитера принялись дружно кланяться. Всеволод Николаевич подумал, что они похожи на заводных клюющих цыплят – такая игрушка была у него в далеком детстве, которое, правда, здесь еще не наступало. Он постарался сдержать улыбку, но не сумел полностью справиться с лицом, результатом чего стала странная гримаса в которой можно было, при известной фантазии, увидеть и презрение, и превосходство, и ехидство.

Только семь богов счастья[2] ведают, что именно разглядели посетители в улыбке русского, но кланяться принялись еще усерднее. Тикали секунды мерно сливаясь в минуты, а поклоны все продолжались. Но все на свете имеет конец, закончилось наконец и это.

- Почтенный старший начальник, – произнес тот, что стоял чуть впереди и лицом напоминал не просто портового грузчика, а грузчика, одолевшего в своей жизни еще пару-тройку книг, кроме букваря, – Господин, братья послали нас к вам. Из-за меча.

«Выкупать, что ли? – хмыкнул про себя Волков. – А вот хрен вам по всей морде!»

- Если вы решили выкупить меч, то зря потратили время, – произнес он гордо, хотя и с чудовищным акцентом. – У вас столько денег не напечатали, чтобы я вам отдал меч, добытый в честном бою!

Уверенности Всеволоду Николаевичу прибавлял лежавший в кармане галифе браунинг. После нападения на «Сумитомо-Бакелит» советских инженеров вооружили старенькими, но надежными и компактными «Браунингами №1». Однако инженер все же подавил желание сунуть руку в карман, решив, что успеет и без предварительной подготовки…

Быстрых взглядов, которыми обменялись визитеры он не заметил, так как те тут же возобновили свои поклоны. Впрочем, на сей раз якудза закончили выражать почтение куда скорее...

- Почтенный господин, вы одержали верх в поединке, в котором наш прошлый недостойный старший начальник напал на безоружного. Но вы показали ему, что оружием может стать все, что есть под рукой. И потому братья, после многих раздумий, просят вас, почтенный господин, принять нас под свое мудрое управление, – рассудительно заявил второй.

Его выговор и тон выглядели вопиющим диссонансом с выражением лица, более приставшего грузчику или темному крестьянину из глухой деревни. «Впрочем, – подумал Волков – мне не один раз приходилось видеть несоответствие внешности и разума». Он вспомнил одного из лучших начальников, которого встречал в своей жизни: умного, тактичного, проницательного, с великолепно развитой технической и научной интуицией и при всем этом – внешностью тупого убийцы. «Однако, отвечать надо, а что? Интересно девки пляшут: я – глава якудзы! Не-е-ет, так не пойдет…» Инженер жестом пригласил незваных гостей в комнату, одновременно вспоминая старый фильм: «Такие вопросы, дорогой посол, с кондачка не решаются. Нам надо посоветоваться с товарищами… Зайдите на недельке»[3].