– Мне, лейтенант, даже сегодня нехорошо после субботней встречи. Я так отравился, что сейчас при одной мысли мне становится еще хуже.

– Так вы выпивали в субботу? – спросил Бродяк, развалившись в кресле и забросив ноги на стол.

– Какое там. Я зашел опрокинуть рюмашку к Кайзереку на Пулвейской и представь себе, как мы с участковым Качинским удивились, когда увидели в баре двух салаг с какими-то телками. Они сидели и пили газировку. Пришлось взять их в компанию, чтобы они могли выпить чего-нибудь приличного. В конце концов им полагалось за Яроцин. Им там пришлось немного попотеть, как и нам.

– Интересное стечение обстоятельств, – усмехнулся Бродяк. – Так твой друг Качинский тоже ходит туда выпить? Я думал, участковому не стоит в своей песочнице…

– Еще как стоит. Это его территория, и он обязан знать владельцев всех заведений, чтобы держать руку на пульсе. Он культурно выпивает, не в зале с синяками, а в подсобном помещении, как наша компания в субботу. Мы встретились на улице, когда я шел домой, а он шел с работы. Он с самого утра был на месте убийства на Рыбаках. Там какого-то мужика молотком убили, совсем как нашу принцессу в Яроцине. И она была голой, также как труп на Рыбаках…

После этих слов воцарилась тишина. В конце концов молчание прервал Блашковский.

– В субботу на Рыбаках кого-то убили молотком?

– Так мне сказал Качинский. Но его, кажется, ночью убили, а утром нашли на помойке, то есть в субботу утром.

– Два человека были убиты таким же способом в течение сорока восьми часов, и оба трупа были раздеты догола, – подытожил Мариуш.

– Кто расследует убийство на Рыбаках? – спросил Бродяк.

– Черт его знает, там был участковый Качинский, а кто ведет расследование, понятия не имею, он мне подробности не рассказывал. Сказал только, что он с каким-то молодым лейтенантом ходил по квартирам. Наверное, это кто-то из городского комиссариата.

– Товарищ старший лейтенант, мы можем узнать подробности, – предложил Мариуш, кивая в сторону Залевского. – Проверим, что и как, и сообщим, что случилось.

Бродяк на мгновение погрузился в собственные мысли. Только что во время совещания вместе с майором Мартинковским они распределили задания между членами группы. Старший лейтенант Адамский, как всегда, должен был заняться бумагами, то есть проверкой материалов дел и поиском похожих случаев. Альбину Худецкому поручили опрос всех знакомых убитой девушки. Все были уверены, что это ничего не даст, потому что она скорее всего была случайной жертвой кого-то, с кем раньше не была знакома. Однако Мартинковский был очень дотошным и предпочитал изучить все обстоятельства. Бродяк должен был отправиться в институт судебных экспертиз, чтобы участвовать в процессе вскрытия трупа девушки. Он хотел точно знать, что стало причиной ее смерти. Вместе с ним при вскрытии должны были присутствовать Блашковский и Залевский. Бродяк хотел познакомить их с наименее приятной частью милицейской работы. Сейчас, глядя на них, он решил, что это может подождать.

– Ладно, вы оба сначала узнайте, кто в городском комиссариате ведет дело голого покойника, а потом поезжайте в тот дом на Рыбаках и поспрашивайте жителей. Я не имею в виду ничего конкретного. Просто походите и присмотритесь к этому месту. Черт его знает, на что мы можем наткнуться. – Последнее предложение он сказал Олькевичу, которого нисколько не заинтересовал переполох, вызванный его рассказом. Он успел открыть вторую бутылку и как раз наливал водку в стаканы.

– Товарищ лейтенант, с меня достаточно, спасибо, нам пора в город, – сказал Залевский, увидев что Теофиль собирается наполнить третий стакан.

– Если есть работа, нечего думать о выпивке, правда, Мирек? – Он многозначительно подмигнул Бродяку. Тот улыбнулся Теофилю и протянул руку за своей порцией. Сегодня ничего больше не должно было случиться, поэтому они могли выпить. Тем более Мирек решил обсудить с Олькевичем один очень деликатный вопрос, но наедине, когда молодежь уйдет.

Оба курсанта попрощались и довольные тем, что получили отдельное задание, вышли из кабинета.

Офицеры остались одни. Бродяк встал и подошел к окну. Он посмотрел на папоротник на подоконнике. Цветок, принесенный уборщицей год назад, каким-то чудом выжил и даже хорошо выглядел, несмотря на то, что сначала ему не давали никаких шансов. Его редко поливали, если так вообще можно назвать заливание остатками кофе и чая из стаканов после рабочего дня. А может, это из-за окурков, которые Теофиль с удовольствием втыкал в землю? Мирек отвернулся и посмотрел на Олькевича. Он хотел о чем-то его спросить, но не знал, с чего начать. В конце концов он решил, что не стоит кружить вокруг да около.

– Я тебе кое-что скажу, Теось. Когда ты пришел сюда из Службы безопасности, тогда, тринадцатого декабря, я всего несколько дней работал в отделе. Я только окончил учебу и еще ничего не знал о работе в органах. Эти двое сейчас знают больше, чем я тогда, потому что они уже участвуют в расследованиях, а меня тогда сразу посадили в «Нису», помнишь, и мы поехали задерживать кого-то из «Солидарности».

– Конечно, помню, длинная тогда выдалась ночь, а закончилась утром в притоне на Стрелецкой…

– Не на Стрелецкой, – поправил его Бродяк, – а на Гарбарах. Но не в этом дело, я хочу сказать, что мы все тогда знали, если тебя прислали из Службы безопасности, ты будешь за нами шпионить. Но тогда ни у кого не было к тебе претензий. Мы знали, что так происходит повсеместно. Ты быстро стал своим, и мы не относились к тебе как к чекисту. Но сейчас я должен тебя спросить, и ответь мне честно, все это время ты на нас доносил?

Улыбающийся Теофиль Олькевич посмотрел на Бродяка, а потом вновь наполнил стаканы.

– За то, что мне дали эту работу, я должен был писать рапорты, но я писал всякую ерунду, и поэтому меня оставили в покое. О том, кто и что сказал, я не писал. От меня отстали, потому что я был бесполезен. Была еще одна причина. У чекистов не было никаких вопросов к уголовному розыску. Они не требовали, чтобы им кто-то докладывал, что здесь происходит. Я уже думал, что они забыли обо мне, и вдруг этот Галась, которого ты послал в Яроцине. Они почему-то хотели знать все об этом деле, вот и вспомнили, что я был их сотрудником, и по-прежнему им являюсь, только внештатным. Поэтому он меня вызвал и приказал докладывать о каждом шаге, потому что это не обычное дело, оно может быть связано с политикой. Когда он сказал