между нами почти вызывает клаустрофобию. Мне надо убраться отсюда. Я даже не могу уложить это всё у себя в голове.

Когда я пячусь назад, моя ладонь ищет ручку входной двери. Я открываю её и выбегаю наружу, бегу так быстро, как вообще может человек. Унижение, непонимание, предательство ревут в моих ушах, пока я бегу вокруг дома. Я достаточно сидела в маминой комнате и смотрела через стеклянные двери, чтобы знать, что их дом окружен с боков рощей деревьев, в которой я могу скрыться.

Я быстро бегу, но слышу позади топот настигающих шагов. Я почти у деревьев, так близко…

— Уилла!

Я ахаю, носок моей обуви спотыкается о землю, и я резко падаю. Глядя в сумеречное небо, я хватаю воздух ртом, как выловленная из воды рыба. Должно быть, я это себе вообразила. Этого не могло быть… не может быть…

Райдер опускается надо мной, его ладони пробегаются по моему телу, ища травмы. Слёзы катятся по моему лицу, пока я смотрю на него. Я никогда в жизни не испытывала столько всего за раз. Когда его глаза вновь встречаются с моими, они тоже блестят от эмоций.

— Райдер?

Он издает звук, которого я никогда прежде не слышала — полный, болезненный звук. Его ладони поднимаются к его глазам и свирепо вытирают слёзы. Я сажусь и хватаю его за запястье, мы каким-то образом поменялись местами. Теперь уже я беспокоюсь о нём.

— Что такое?

Райдер опускает руки, встречается со мной взглядом.

— Прекрасен, — тихо говорит он. Его голос низкий и хриплый от неиспользования. Он подобен бархату, натянутому на грубую древесину, подобен горячему чаю, разлитому по потрескавшемуся льду. — Твой голос, он… — его голос срывается, и он произносит слово одними губами, затем показывает жестом — то самое слово, которое я не могла понять в день, когда мы ели на открытом воздухе.

Прекрасный.

Он может слышать. Он может говорить. Как такое возможно? Это из-за операции? Мои перепутавшиеся мысли рассеиваются, из груди вырывается рыдание, и внезапно я могу лишь чувствовать. Счастье за него. Облегчение. Безумное отчаянное желание прикоснуться к нему. Его голос и эмоции ощущаются подобно взрыву, который разнёс мои рёбра и разорвал сердце.

Я хватаю его за рубашку и дёргаю к себе. Это не поцелуй. Это столкновение. Это сминание одних губ о другие, требование чего-то, чего я никогда не думала получить, отчаянное желание владеть этим. Его стон громкий и несдержанный. Он эхом отдаётся у меня во рту, пока его губы жадно встречаются с моими, пальцы погружаются в мои волосы.

Райдер грубо толкает меня на землю, его вес придавливает меня к траве. Локти оказываются по обе стороны от моих плеч, грудь прижимается ко мне. Я отталкиваю его ровно настолько, чтобы глотнуть воздуха и обхватить его лицо руками.

— Скажи это ещё раз.

— Уилла, — немедленно произносит он.

Я дёргаю его обратно к себе. Очередной наказывающий поцелуй сминает наши губы, заставляет зубы стучать друг о друга. Я сосу его язык, трогаю его через джинсы. Я дикая. Я слетела с катушек. Я нуждаюсь в нём. Его ладони взлетают по моей кофточке, пока мои пальцы пытаются расстегнуть пуговицу на его джинсах. Он нежно пощипывает мои соски, сильнее вжимаясь в мою ладонь. Мои глаза сами закатываются.

— Ещё раз, — шепчу я.

— Уилла, — выдыхает он, не отрываясь от моей кожи.

Наконец, я осознаю каждый вопрос, который требует ответа, звенит в моей голове и сердце. Он говорит. Должно быть, дело в операции, которую он скрыл от меня. Он скрывал от меня так много, чёрт возьми.

— Райдер, стой… — он отстраняется, с непониманием глядя на меня. — Ты… ты, ты лживый засранец! — визжу я как безумная, выбираясь из-под него и одёргивая свою кофту.

Как я оказалась под ним, готовая умолять, чтобы он взял меня прямо тут, на траве, под звездами? Я отвлеклась. Я отвлеклась, когда его голос позвал меня по имени. Голос, который стал возможным благодаря операции, исправившей его слух и восстановившей речь. Операция, о которой я узнала только постфактум. Точно так же, как я никогда не знала, что его отец — онколог, что его отец — онколог моей мамы. Лучше бы он тоже не знал, чёрт возьми.

— Ты знал?

Райдер встаёт и застёгивает свои джинсы, глядя на меня. Я так привыкла к его молчанию, что затянувшаяся пауза между нами не смущает меня.

— Уилла…

— Отвечай, — мне приходится подавить дрожь в теле, вызванную его голосом. Он словно впитывается в мои уши, расходится по позвоночнику и вспыхивает между моих ног. Мне надо это игнорировать. — Ты знал, что он доктор моей мамы? Ты знал про мою маму?

Райдер вздыхает.

— Это вышло случайно. Я встретился с ним за об… — его голос срывается, будто слово ему не подчиняется. Он прочищает горло и сглатывает. Его речь прерывистая. Каждое слово словно требует работы.

Я отталкиваю сочувствие прочь. Я зла на него. Вот что мне нужно помнить.

— Мы встретились поесть, я разлил воду на его стол, — говорит он. — Её история болезни намокла.

Весь двор будто плывёт. Райдер протягивает руку, чтобы поддержать меня за локоть, но я отстраняюсь.

— Почему ты мне не сказал?

Его губы шевелятся. Я вижу, как его зелёные глаза раскрываются шире.

— Что сказал? Что я знаю о болезни твоей мамы? Что мой папа — её доктор? Уилла, ты мне ничего не сказала. Я спрашивал про твою маму, про твою жизнь дома. Ты скрыла это от меня.

— Даже не смей винить меня! — я резко подхожу к нему и тычу пальцем в грудь. — Это моё личное дело…

— Как и медицинская практика моего папы!

Я дёргаю себя за волосы.

— Почему ты ничего не сказал, когда узнал, что мы будем у вас дома?

— Я пытался, — стонет Райдер. — Ты продолжала меня избегать. Не мог же я написать такое в смс.

Этого недостаточно. Это ненормально. Масштабы недомолвок между нами поражают. Мне кажется, будто всё, из-за чего Райдер казался безопасным, оказалось вырвано у меня. Как он мог улыбаться, разговаривать со мной, заниматься со мной вечер за вечером, зная это всё? Зная, что у него будет операция на ушах, а потом он сможет говорить, но не сказать мне ничего об этом. Тайком надевать слуховой аппарат. Скрывать своё прошлое со спортом, который мы оба любим. А что, бл*дь, Райдер вообще мне говорил?

— Уилла, — умоляет Райдер. — Притормози.

Похоже, я опять рассуждала вслух. Он делает шаг в мою сторону, но я отступаю. Его глаза прищуриваются,