Она продолжала трудиться над своими находками: составляла каталоги, делала наброски, и время от времени ей удавалось даже воссоздавать предмет своего исследования. А уважение акоранцев к своей истории было таково, что они перестали рассматривать занятия Клио как странноватое хобби. Впрочем, слишком серьезно к ее занятиям они тоже не относились. Огромные библиотеки дворца содержали настоящую сокровищницу – тысячелетия акоранской истории, переведенные на язык слов. И, конечно, в сравнении со словом, печатным или рукописным, осколки глиняной посуды представлялись чем-то ничтожным. Но Клио так не считала. Она полагала, что самые простые предметы быта могут рассказать свою историю, порой не менее захватывающую, чем те, которые можно прочесть в книгах.

В течение нескольких месяцев она вела раскопки под фундаментом одного из самых старых домов в Илиусе с позволения владельцев, переехавших на новое место. Амелия побывала в том подвале в последний раз накануне отъезда в Англию и была поражена произошедшими за время ее отсутствия переменами.

Дом располагался на холме, откуда, извиваясь серпантином, вели дороги вниз, к гавани. Оттуда шла также прямая дорога на другой холм, на котором был расположен дворец. Даже на взгляд дилетанта, дом казался очень старым, хотя и ухоженным. Но подвал...

– Господи! – воскликнула Амелия, когда они по стремянке спустились с уровня цокольного этажа в подвал, который теперь благодаря усилиям Клио стал значительно глубже, чем был. – Я и представить не могла, что ты так далеко зайдешь, – сказала Амелия, когда Клио зажгла лампы.

– Я и сама не предполагала, что зайду так далеко, – весело призналась Клио. – По крайней мере тогда, когда все это начинала. Но чем глубже я копала, тем больше интересного находила. – Она указала на неглубокие корзины на деревянном столе, стоявшем у одной из стен. – Полюбуйся-ка на все это.

Амелия взяла в руки пригоршню мелких предметов, которые при ближайшем рассмотрении оказались фигурками животных, выточенными из камня.

– По-моему, это мангуст, – сказала Клио. – Но он не совсем такой, каким мы знаем его сейчас.

– Ты хочешь сказать, что кто-то сделал эти фигурки, чтобы показать, какие животные обитают в других концах света?

– Возможно. Посмотри, кого он тебе напоминает?

Амелия покрутила фигурку в руках, пристально изучая ее. Животное стояло на четырех лапах, и пасть его была раскрыта, словно он хотел схватить еду. У него было длинное, толстое тело, заостренная морда и маленькие прижатые к голове уши.

– Представления не имею, кто это.

– Я думаю, это слот, – сказала Клио, укладывая фигурку в корзину.

– Что это?

– Животное, о котором я читала, хотя и не могу найти описания, которое бы вполне соответствовало этой фигурке. Возможно, что слоты уже вымерли. По крайней мере, этот вид. Я думаю, что эти фигурки могли изображать тех животных, которые обитали на Акоре до извержения вулкана.

Амелия внимательно слушала Клио, понимая, что то, что она говорит, может иметь огромное значение.

– Но тогда это означает, что...

– Именно, – радостно закивала Клио. – Что эти фигурки сделал кто-то из выживших в катастрофе. Это может означать, что, отыскав их, я добралась до очень древнего временного слоя, что это место обжили вскоре после извержения.

– Но, Клио, это почти невозможно. Ведь выжило так мало людей.

– Может, я и не права. Но такое объяснение кажется наиболее правдоподобным.

Амелии тоже так казалось, так что обе принялись за работу с жаром. Амелия помогла Клио просеять еще один квадратный фут земли, тщательно выискивая даже самые мелкие обломки прошлого. Статуэток они больше не нашли, зато нашли несколько глиняных черепков, которые Клио, бережно очистив кисточкой сложила в особую корзину.

Шло время, и Амелия, увлеченная полезным делом, забыла о своем горе. Та тяжесть, что давила ей на плечи с самого возвращения, на время пропада. Но только на время. Очень скоро мысли ее с постоянством магнитной стрелки, тянущейся к северу, устремились к вечному предмету ее дум – к Нилсу Вулфсону.

Амелия еще помнила, как он уложил ее на кровать в «Трех лебедях», после чего она провалилась в сон. Смутно помнила она мужские голоса. Один из них мог принадлежать Нилсу, но полной уверенности у нее не было.

Она проснулась от нежного прикосновения акоранской целительницы и, открыв глаза, увидела отца сидящего на ее постели и держащего ее за руку. Этот человек, который казался ей сильным и несгибаемым как исполин, выглядел усталым и подавленным. Настолько несчастным, что она обняла его, желая успокоить. Она чувствовала себя виноватой перед ним.

Он крепко обнял ее в ответ, тем самым давая понять, что не стал любить ее меньше. Но любовь его оказалась не безграничной. Как она его ни просила, никакой информации о Нилсе он ей не дал. Единственное, что она смогла из него вытянуть, и то с огромным трудом, так это то, что Вулфсон жив, и это все. Не успела она толком понять, что происходит, как оказалась на корабле, увозящем ее в Акору.

От матери ей также ничего не удалось добиться. Шли дни, Англия оставалась все дальше и дальше и Амелия все чаще думала о том, что ей придется жить с сознанием того, что Нилса Вулфсона она никогда больше не увидит.

Более того, если она любила его настолько, что готова была пожертвовать своим счастьем ради его благополучия, то она и не должна была напоминать ему о себе. То, что Нилс Вулфсон все еще был жив, говорило о том, что отец ее мог проявить милосердие по отношению к человеку, нанесшему непростительное оскорбление его чести, но кто знает, как он поведет себя, если Нилс все же посмеет показаться ему на глаза.

«Роза останется розой, как ее ни назови», – написал он ей однажды, и Амелия начала было тешить себя предательской мыслью, что она могла бы начать жизнь под чужим именем. Поменять судьбу. Не будет больше Амелии из рода Атреидов. Не будет акоранской принцессы. А будет просто женщина, которая вольна жить с человеком, которого любит.

Но теперь, когда она копалась в акоранской земле, эта мысль показалась ей кощунственной. Как вообще такое могло прийти ей в голову? Она – это она. Та, что есть. И под другим именем она останется собой. И будущее, которое отняло бы у нее осознание своей национальной принадлежности, постижение собственных корней, не стоило того, чтобы о нем мечтать.

– Думаю, мы довольно поработали, – сказала Клио, отряхивая руки. – Скоро ужин, и нам обеим надо привести себя в порядок.

Амелия медленно распрямилась и огляделась так, словно впервые видела этот подвал.

– Интересно, кто здесь мог жить?

Клио не решалась ответить. Щеки ее горели. Так необычно было видеть ее возбужденной.

– Я действительно нашла кое-что недели две назад.

– Что именно?

– Я не могу сказать точно... Только отдельные фрагменты, осколки пластины. Я попыталась сложить фрагменты воедино. Получилось нечто вроде эмблемы. Изображение дерева с тяжелыми от плодов ветвями.