свои границы. Упираясь коленками в стенки трубы, он, как червяк, полз следом за Мироном. Иногда нога того проскальзывала и попадала в Гришкину голову. Но Парфен не обращал на эти мелочи никакого внимания.

Лезть было крайне тяжело. Чтобы двигаться вперед, нужно было перебирать ладонями. Ноги почти не удавалось согнуть в коленях. А им надо было спешить — в запасе имелось не больше нескольких часов. Парфен жутко замерз. Телаги пришлось бросить в колодце, иначе было не пролезть.

«А если Мирон застрянет? — от этой мысли мурашки пробежали по спине. — Назад мне никак не выбраться!»

Он на секунду представил себе ужасную картину, как через пару дней их окоченевшие трупы лагерные менты, чертыхаясь, пытаются извлечь из канализационной трубы. Но Мирон упорно, сантиметр за сантиметром, продвигался вперед. Гришка думал, что их черепашье движение никогда не кончится, как неожиданно услышал сдавленный голос:

— Есть! Цепляйся за мою ногу.

Гришка уцепился за носок мироновского сапога, и неожиданно его потащило вперед. Это его товарищ высвободил руки и отталкивался о стены следующего колодца.

— Фонарик чуть не уронил, — поделился он с Гришкой, когда Парфен оказался рядом с ним в тесной шахте. — Давай дальше. Отдыхать нам некогда! Правая труба — наша!

На счастье беглецов, следующая труба оказалось большего диаметра и двигаться стало чуть легче. Они полезли вновь. Прошли они, как полагал Гришка, уже очень много, как он услышал полный смертельного отчаяния голос:

— Черт! Здесь решетка!!!

Этого Парфен боялся больше всего. Сердце мгновенно оборвалось.

— Разопрись в стороны! — послышалась команда.

И сразу же Гришка почувствовал, как в голову ему вдавился сапог Мирона. С десяток минут тот кряхтел, пытаясь выдавить вставшую на их пути преграду. Затем давление ослабло. Товарищ переводил дух или отчаялся справиться с преградой — Парфен этого точно не знал.

— Держись! Пилить буду! — услышал Гришка.

Джик-джик, джик-джик… джик-джик… джик-джик…

Казалось, этому не будет конца. Парфен дрожал так сильно, что казалось, будто вибрация от его тела идет по всей трубе.

— Волдырь! — подал голос Мирон. — Не гони волну — пилить мешаешь!

Гришка понимал, что товарищ пытается его приободрить. Сам он замерз, конечно, не меньше.

Дзинь…

«Полотно сломалось! Все!!»

— Фу-ух! Одна есть!!

«Слава богу!»

— Мирон, сколько их?

— Четыре, крест-накрест заварили!

— Су-у-ки!

— Волдырь, ты в армии служил?

— Служил. На БМП, стрелок-радист!

— Ну-ка расскажи!

Парфен некоторое время вслух вспоминал свою службу.

Казалось, от этого он даже согрелся немного. Тело перестало выдавать крупную дрожь и только равномерно мелко подрагивало.

— Волдырь, не спи! Замерзнешь! — вместе со словами старший товарищ довольно ощутимо стукнул его каблуком по лбу.

Гришка тряхнул головой. Кончиков пальцев рук и ног он уже давно не чувствовал. Онемение теперь поднялось выше. И если руками он мог еще шевелить, хоть немного согревая их этим, то с ногами дело было хуже. Онемение дошло до щиколоток. Любая попытка пошевелить ими вызывала судорожную боль в икрах.

— Волдырь!! Разопрись в стороны!!

Парфен вновь почувствовал, что в голову и руки ему уперлись сапоги Мирона. На сей раз бывший спортсмен давил как следует. Гришка уже начал всерьез опасаться, что тот свернет ему голову, как почувствовал ослабление нажима.

— Есть! Пошла!! — раздался радостный вскрик. — Э-э… у-у-ух!!

Впереди, в темноте, что-то тонко тренькнуло.

— Волдырь, живем! — искренняя радость в голосе Мирона плескалась через край. Наверное, от избытка чувств он еще разок саданул Гришку по башке ногой и двинулся вперед. Ноги стали как бревна. Толкаясь носками, Гришка совершенно не чувствовал их. Пальцы рук нещадно ныли. Кроме того, что отморозил их напрочь, они были еще и ободраны чуть ли не до мяса.

Гришка нащупал руками край следующего колодца и подтянулся вперед. Живот тотчас наткнулся на отпиленный выступ прута решетки. Стараясь не пораниться, он протиснулся в третий колодец.

Он был куда больше двух первых. Они с Мироном стояли свободно, даже не пригибаясь. Как знал Гришка, прошли они самую трудную часть пути. Дальше надо было двигаться по ливневке — трубе еще большего диаметра. Та, в свою очередь, должна была привести их к коллектору. На схеме, которую передал им в больничку все тот же прапор, было крестиком обозначено место на коллекторе, где их должны были извлечь братки из недр земли. Весь побег должен был занять два с половиной часа — это максимум. Гришке же казалось, что они ползут по трубе чуть ли не сутки.

Немного передохнув и потолкавшись для сугрева, они двинулись дальше. Теперь дело пошло куда поживее — диаметр позволял ползти чуть ли не на четвереньках, и в коллекторе они оказались довольно быстро.

— Волдырь, ты чувствуешь?

— Что? — забеспокоился Гришка.

— Запах свободы, бля! Ха-ха-ха!

Парфен загоготал следом, подыгрывая ему. Они радовались, как дети, стоя перед квадратом входа в бетонный тоннель ливневки.

Теперь можно было просто идти, слегка пригнувшись. Они тронулись вперед, на сей раз ни на минуту не задержавшись на отдых. Беглецы понимали, что времени у них осталось в обрез.

Фонарик Мирона выхватывал круглыми светлыми пятнами бетон стен.

— Стой! — от неожиданности Гришка не успел затормозить и наткнулся на широкую мироновскую спину.

— Что такое? — в голосе старшего Парфен явственно услышал тревожные нотки.

— Показалось, что ли? Нет, не показалось! Смотри!

Гришка пригляделся — впереди явственно виднелись отблески света. Мирон спешно потушил фонарик. Они стояли, напряженно вглядываясь в темноту и стараясь расслышать даже малейший шорох.

— Пошли, — одними губами позвал Мирон и тронулся вперед. Гришка не отставал ни на шаг.

Они прошли не больше двух десятков шагов, и теперь уже явственно было видно, что впереди какие-то люди жгут костер. «Вряд ли менты стали бы костер разводить, скорее всего — бомжи какие-нибудь!» — подумал про себя Гришка и хотел уже сказать Мирону, как тот опередил его:

— Пошли быстрее. Это наверняка бомжи кантуются.

Так оно и оказалось. При свете костра Гришке открылась жуткая картина: мужчина, женщина и ребенок лет десяти. Все трое в ужасном тряпье. Трудно даже представить, что эти лохмотья когда-то были человеческой одеждой. Вонь от немытых тел сортирным запахом повисла в воздухе.

— Вы нас не видели, понятно?! — рыкнул на них Мирон.

Ответом ему было молчание и тупой взгляд всех троих.

— Пошли дальше, — отворачиваясь в сторону, пробормотал он.

— Они и разговаривать-то, поди, давно разучились!

Мирон вновь включил фонарик, и они заспешили к месту встречи. Шли они еще минут пятнадцать, когда наконец кругляш света наткнулся на кусок звездного неба, и сразу же послышался голос:

— Мирон, это ты?

— Кабан, братан!

Их вытащили наверх.

— Давайте быстрее в тачку!

Гришка перевел дух только тогда, когда дверцы захлопнулись и машина резко взяла старт, взревев