Он далеко погрузился в черный водоворот сил, отмечавших конец падения, и только тогда понял, что уцелел и на этот раз. Эта мысль не принесла облегчения – все его внимание сосредоточено было на том, чтобы суметь сделать вдох грудью, сдавленной пятикратной перегрузкой. Подъем к вершине утеса – сначала при двукратной силе тяжести, потом при нормальной – показался ему легкой прогулкой, если не считать момента, когда перед самой остановкой опять наступила невесомость и пустой желудок запротестовал.

В кабине зажегся свет, дверь открылась, и снова появился кадет. Его взгляд остановился на юноше, который сидел рядом с Мэттом. Лицо юноши было залито кровью, струившейся из носа и ушей. Кандидат посмотрел на подошедшего кадета и махнул рукой, будто уговаривал его отойти.

– Все нормально, я выдержу, – еле слышно заговорил он. – Пусть продолжают тесты.

– Возможно, и выдержите, – ответил кадет, – но не сегодня. Не расстраивайтесь, – добавил он, – это совсем не значит, что вы потерпели неудачу.

Кадет осмотрел остальных, затем позвал офицера. Они посоветовались о чем-то шепотом, и еще один юноша был наполовину выведен, наполовину вынесен из кабины.

– Кому нужны новые пакеты? – спросил кадет.

– Мне, – произнес Мэтт слабым голосом. Ему быстро заменили пакет, и Мэтт дал себе слово больше никогда не есть за завтраком гренки в молоке.

– Семикратная перегрузка! – объявил кадет. – Кто хочет – может отказаться, остальным приготовиться.

И он снова начал перекличку. Мэтт приготовился отказаться, но услышал, к своему удивлению, как сказал «готов», когда кадет назвал его фамилию. Кадет вышел из кабины и закрыл дверь до того, как Мэтт решил передумать. Теперь в кабинете осталось всего шестеро.

Ему показалось, что свет снова постепенно гаснет по мере возрастания перегрузки. Теперь его тело весило тысячу фунтов. Но как только кабина сорвалась с вершины утеса вниз, внутри стало светло; Мэтт понял, что какое-то время был без сознания.

На этот раз он решил вести счет секундам, чтобы избавиться от пугающего чувства бесконечной невесомости, но ничего не вышло, он так и не смог оправиться после колоссальной нагрузки. Даже боль в желудке казалась какой-то далекой. Падаем… падаем…

Снова великанья рука сжала грудь, выдавила из мозга кровь и погасила свет. На этот раз окончательно…

– Как вы себя чувствуете? – Мэтт открыл глаза и увидел, как все перед ним двоится.

Он с трудом догадался, что над ним склонился кадет. Мэтт попытался ответить. Кадет исчез; он почувствовал, что его вытаскивают из кресла, потом его подняли и понесли.

Кто-то вытер его лицо влажным холодным полотенцем. Мэтт сел и увидел стоящую рядом медсестру.

– Ну, теперь все в порядке, – приветливо сказала девушка. – Держите это, пока не перестанет течь кровь из носа. – Она дала ему полотенце. – Хотите встать?

– Да, спасибо.

– Обопритесь на меня. Выйдем на воздух.

Сидя на поляне под яркими лучами солнца, Мэтт прижимал к лицу влажное полотенце и чувствовал, как к нему возвращаются силы. От края утеса, огороженного поручнями, доносились взволнованные голоса всякий раз, когда серебристая кабина летела вниз. Он сидел, наслаждаясь теплом и солнцем, и думал, а вправду ли ему хочется стать космонавтом.

– Эй, Мэтт!

Он открыл глаза. Перед ним стоял Текс, бледный и без привычной самоуверенности. На груди его комбинезона виднелось пятно крови.

– А, это ты, Текс. Значит, и тебе досталось.

– Уж это точно.

– На скольких g?

– На семи.

– И мне на семи. Что ты обо всем этом думаешь?

– Не знаю еще… – Текс заколебался. – Жаль, что мой дядя Боди такого не пробовал. Думаю, тогда б он не стал без конца рассказывать, как однажды схватился с гризли.

К обеду за столом появилось много свободных мест. Мэтт думал о тех, кто отсеялся: что они чувствовали – разочарование или облегчение?

Он был голоден, но ел мало – Мэтт знал, что после обеда их ждет первое знакомство с ракетными полетами. А этого этапа испытаний Мэтт ждал с нетерпением. Полет в космос! Короткий, но все-таки настоящий космический полет. Мэтт старался убедить себя, что, даже если не выдержит испытаний, уже одно то, что он совершит полет в космос, стоит затраченных усилий.

Теперь он уже не был так в этом уверен – прогулка «по ухабам» изменила его точку зрения на профессию космонавта. У него появилось новое, правда довольно мрачное, уважение к ускорению, и он больше не считал тошноту в невесомости чем-то забавным; наоборот, его не покидало сомнение, сумеет ли он когда-нибудь к ней привыкнуть. Ему было хорошо известно, что некоторые так никогда с невесомостью и не свыклись.

Его группе надлежало прибыть на космодром в Санта-Барбаре в половине третьего. В запасе оставался целый час, который нечем было занять, кроме как беспокойно слоняться туда-сюда. Наконец подошло время спуститься вниз, построиться, назвать свое имя на перекличке и отправиться к космодрому по движущейся дорожке.

Кадет, руководивший их группой, вывел юношей на поверхность прямо в бетонированную траншею глубиной фута в четыре. Мэтт невольно сощурился от яркого солнечного света. Беспокойство исчезло; ему теперь не терпелось взлететь в космос. С каждой стороны траншеи, примерно в двухстах ярдах, словно гигантские свечи на именинном пироге, рядами выстроились учебные ракеты. Они стояли, опираясь на хвостовые стабилизаторы, их острые носы были устремлены в небо.

– Если что-то пойдет не так, сразу бросайтесь на дно, – сказал кадет. – Предупредить вас об этом – моя обязанность, так что за совет не обижайтесь.

Полет длится девять минут, из них первые полторы минуты при включенных тяговых двигателях. Вам покажется, что сила тяжести около трех g, но на самом деле ускорение будет только два g, потому что мы все еще близко к Земле.

Через девяносто секунд вы достигнете скорости чуть больше мили в секунду. В течение следующих трех минут вы подниметесь еще на сто миль, достигнув, таким образом, высоты в сто пятьдесят миль. Затем начнется падение на Землю, оно продлится еще три минуты, потом – торможение двигателем и на исходе девятой минуты – приземление.

Посадка бескрылого летательного аппарата на планету с атмосферой и с такой гравитацией, как у Земли, довольно сложна. Она будет осуществляться автоматически, но ее будет контролировать пилот, постоянно сверяющий положение с планом полета. В случае необходимости он может взять управление на себя. Вопросы есть?

– Это корабли с атомным двигателем? – спросил кто-то.

Кадет фыркнул:

– Эти джипы? Нет, обычные химические двигатели, это видно по их конструкции. Атомарный водород. Эти корабли очень похожи на самые первые большие ракеты, исключением является только переменная тяга, так что пилоту и пассажиру не угрожает опасность быть раздавленным растущей силой тяжести, когда соотношение масс[37] упадет.