Но – ничего не поделаешь. Не быть тебе знаменитой, девочка…

Андрей помолчал, делая вид, что думает. Помолчать очень полезно. Это создает видимость того, что интервьюируемый подходит к интервью серьезно. Неопытным газетчикам вроде этой девчушки такая серьезность всегда льстит. А там – бери их голыми руками…

– Я еще не встречался с Иваном, – смеясь глазами, сказал наконец Андрей, – но, думаю, места в эфире всем хватит.

– Тем более что распределением места в эфире как раз занимаетесь вы. Как заместитель генерального продюсера, – подколола девчушка.

Андрей не ожидал от нее такой наглости. Он был уверен, что давно – сразу же! – сразил ее наповал.

«Иван Вешнепольский мне уже не страшен. У меня теперь дорога только вверх и вперед. А что Иван? Кому он теперь нужен? Позавчерашний день…»

Андрея уже предупредили: Вешнепольский трясется за свою шкуру. В обмен на собственную безопасность готов сидеть тихо и не высовываться.

Дело закрыто. Навсегда. Андрей Победоносцев выиграл.

Он сильный, умный и очень осторожный. Он всех обошел, оставил далеко позади. И теперь ему никто не страшен. И не нужен.

Он сидел и снисходительно смотрел на журналистку. Так на экзамене профессор смотрит на бестолковую беременную студентку: выгнать вроде жалко, а что еще с ней делать – непонятно.

– Кто бы ни занимался распределением эфирного времени, – изрек наконец Андрей, – Иван Вешнепольский, естественно, был и останется вне конкуренции. Я думаю, что на завтрашней пресс-конференции он расскажет о своих планах. Мы все обязательно там будем. Его возвращение, когда мы уже потеряли всякую надежду, – редкая удача, хотя «удача» – глупое слово, когда речь идет о жизни и смерти. Его возвращение – это счастье. И не только для его близких, но и для коллег, потому что Иван – удивительный человек.

У Андрея дрогнул голос, и он замолчал.

Самое поразительное и непостижимое состояло в том, что он действительно верил в то, что говорил в данный момент. Особенно если говорил на камеру. Или вот девочке из телевизионной рубрики…

– То есть вы не будете развлекать публику дрязгами и склоками за эфирное время? – моментально попадаясь на удочку, уточнила она.

– Нет, – покачал головой Андрей. – Для этого мы слишком уважаем друг друга…

Проводив журналистку, Андрей вызвал секретаршу и попросил кофе.

– Обедать не пойдете? – спросила секретарша с милой развязностью всех секретарш, приближенных к сильным мира сего.

– Нет, – ответил Андрей, не расположенный в данный момент к созерцанию ее славной мордашки, – кофе, если можно.

В этом тоже был определенный шик, учитывая, что кофе Андрей не любил и не понимал, зачем его вообще пьют. Никакой радости и бодрости от кофе он не испытывал, только горечь во рту и сосущее чувство в желудке.

Конечно, интервью он провел с блеском, и завтра оно появится в газете, снабженное его фотографией. Фотограф долго крутился у него в кабинете, выискивая какие-то многозначительные планы и позы. Андрей терпел, понимая, что это необходимо. И говорил хорошо, он был в этом уверен.

Он чувствовал себя сильным, умным и на голову выше всех остальных. О том, как он трясся от страха, не в силах овладеть собой, о том, что почему-то не звонит человек, занимающийся «делом» Александры Потаповой, о том, что вечером ему предстоит докладывать Вике обо всех своих сегодняшних делах, он старался не думать.

Хоть недолго, хоть два часа в день, но он может себе позволить побыть тем, кем он на самом деле являлся.

Победителем.

Филипп разговаривал по телефону третий час подряд. Говорил он все время по-французски. Под мелодичное грассирующее стрекотание чужого языка Александра задремывала, но через секунду просыпалась – усталый мозг, не в силах остановиться, все время подкидывал ей в дрему одно и то же – сыплющееся в снег, как будто толченое, стекло, тихий хлопок выстрела и Ладин шакалий вой… Сердце подкатывало к горлу, ноги становились чужими и неуклюжими, и снова Филипп падал животом на снег и, распластавшись, медленно-медленно поднимал пистолет.

– В кого стреляли? – внезапно очнувшись, спросила Александра своего мужа. – В Ивана?

Он покачал головой. Точно он не знал, и у него не было времени выяснять это.

По логике – нет, не в Ивана. Убийца явно был не случайный стрелок, и рабочее место он себе подготовил давно и удобно. Со второго этажа дома напротив двор хорошо просматривался, и путь к отступлению был наилучший – через давно заколоченное парадное прямо на людную улицу. Проход в парадное был расчищен, дверь открывалась легко и бесшумно.

Он очень хорошо подготовился, этот парень. Вряд ли он сумел бы так подготовиться, если бы охотился на Ивана. Кроме того, Ивана логичнее было бы караулить у его собственного дома…

Ничего этого Филипп не стал рассказывать Александре. Он был зол и озабочен только тем, что ее нужно увезти в Париж. Конечно, желательно целую и невредимую.

Она тряслась как осиновый лист уже несколько часов подряд. Филипп не мог заниматься ее утешением. Он думал только о завтрашнем отъезде и о том, что ей еще предстоит узнать в Париже и как она к этому отнесется.

Могло быть все, что угодно.

– Машина приедет к пяти часам, – сообщил он Александре после очередного разговора. Она по-прежнему сидела в углу дивана, накрытая пледом и еще одеялом сверху.

– Какая машина? – спросила она, открывая глаза.

– Чтобы отвезти нас в Шереметьево, – терпеливо сказал Филипп. – Завтра. В пять.

– А твоя? – спросила Александра.

– Что – моя? – не понял Филипп.

– Ну, твоя машина…

Его «девятка» стояла на тротуаре за домом. Филипп предполагал, что она там и останется.

– Мы прилетим, и она нам еще понадобится, – соврал он с ходу. – Я перегнал ее в гараж. Ты хочешь поесть?

Она покачала головой.

– Что с тобой, Алекс? – спросил он, решив быть внимательным и нежным, хотя это у него никогда не получалось. – Ты заболела?

Она опять покачала головой.

– Тебе пора бы привыкнуть к тому, что вокруг тебя все время стрельба и поножовщина, – сказал Филипп, рассматривая ее лицо. – Сегодня был просто еще один эпизод гражданской войны. Забудь о нем.

– Я не забуду о нем никогда, – сказала Александра тихо. – Тебе хорошо говорить, ты не уезжаешь неизвестно зачем в чужую страну и не бросаешь в опасности близких тебе людей.

– Все обойдется, – сказал Филипп, стараясь быть как можно более убедительным. – Поверь мне. Через пару месяцев ты не будешь никому нужна, потому что дело Глебова полностью и окончательно сдадут в архив. Павлик сказал, что он вот-вот получит какой-то министерский портфель. Даже если не получит, все равно время работает на тебя. Поживи со мной в Париже, отдохни и реши, чего ты на самом деле хочешь. Если захочешь вернуться в Москву – я отпущу тебя. Слышишь?