— Не стоит забывать, что в простоте заключается истина, но это не главное, — Коца вновь посерьезнел. — Дело в том, что этот план имеет отрицательные стороны.

— Мужик, если клад закопан под обломком дерева на берегу, или на другой стороне реки, бросится прямо в лапы чеченским беспредельщикам. А те не станут водить обезьяну, и все на этом закончится.

— Есть сценарий и посложнее, чехи не будут трогать пастуха, они подождут, пока тот выведет их на тайник. Потом выгребут все и замочат бедного колхозника в той же яме. Они понимают, что отпускать его — себе дороже.

— Придется тогда подключаться по полной программе.

— Или к чему это стоило затевать.

— Кровь хитрого крестьянина окажется тоже на нашей совести.

— И здесь ты прав.

— Какой тогда выход?

— Его нет, у нас путь один, мы на него встали по обоюдному согласию.

— Значит, мы берем заначку под застрехой, если она существует.

— Как стемнеет, так сразу, мужику под чутким присмотром домашних перепрятать ее не удастся.

— Иначе и здесь придется вмешаться, крикнуть, там, гавкнуть. Палкой постучать.

— Заметано, ты идешь к сараю, я беру на себя собак.

— А чеченцы?

— Они пусть пока отдыхают, если все на самом деле так, как мы разложили. А после кто кого опередит.

Юг здорово отличается от севера, где одна ночь сращивается с другой, образуя на целые месяцы просто ночь, но и на юге зима диктует жесткие условия. В конце декабря вечер, переходящий за каких-то полчаса в непроглядную ночь, наступает в четыре часа дня. Не успели ловцы удачи отобедать, как наступила пора действовать. Мужик за это время выходил из дома лишь один раз, чтобы загнать овец и кур и задать им корма, но к бочке под стеной сарая он не прикоснулся. Коца, вытряхнув из рюкзака кулек с крепким табаком, обмотал вокруг себя служившее подстилкой байковое одеяло, пощелкал выкидным ножом. Микки Маус, наоборот, освободился из карманов от всего лишнего, стащил с себя зимнее пальто, оставшись в короткой курточке, подбитой мехом. Оба вылезли из воронки и повернули головы в сторону дома, засветившегося огнями. Вызревшая луна застыла в центре неба, просеивая через атмосферу блеклую синеву призрачного света, перекрашивая все вокруг в темно-голубое и черное. Она же сделала замершие фигуры ловцов удачи похожими на мистических упырей. Пути их расходились, одному нужно было подобраться к базу со стороны реки, второму перелезть с противоположной стороны через забор, или отодрать какую доску. Маус для этой цели запасся штык-ножом, снятым с АКСа.

Первым с места стронулся Коца, идти по зимней степи оказалось непросто, колхозные поля, заброшенные с началом перестройки, заросли дикими травами, покрылись кочками с буераками. Под подошвами похрустывал жесткий наст, крепкие стебли опутывали теплые ботинки. Валютчик как ни старался опускать ноги помягче, все равно казалось, что его топание слышит вся округа. Он направился сначала к Дону, и уже оттуда повернул к усадьбе. Собаки учуяли его приближение тогда, когда он вплотную подобрался к неошкуренным доскам забора. Ветер, к ночи усилившийся, относил звуки и запахи по направлению к реке. Коца, нашарив под ногами обломок горбыля, постучал им по дереву, раззадоривая овчарок, рванувшихся навстречу. Они, сбившись в клубок с той стороны, принялись яростно его облаивать, повизгивая и одновременно всхрапывая. Но уверенности в том, что все собаки собрались в одном месте, не было. Коца, подняв комок застывшей грязи, перебросил его через забор, стараясь попасть по спинам, это ему удалось, бешенства заметно прибавилось, овчарки стали прыгать на доски. В дыру Коца заметил, как устремилась через двор еще одна овчарка, крупная и короткошерстная, она, собрав в гармошку кожу на носу, присела напротив на задние лапы.

— Ух ты, тварь кровожадная, не зря, видно, хозяин тебя натаскивал, что так ощерилась, — валютчик подобрал еще один комок, запустил им в щель между досками. — Мужика-деревенщину охраняешь, с дармовыми сокровищами? Я т-тебе…

Овчарка увильнула от камня, зарычала, готовая перелететь через забор, в стае она, наверное, являлась вожаком, потому что остальные собаки оказались позади нее. Коца вновь пошурудил обломком доски в дыре, прошел вперед, увлекая свору к дальнему концу усадьбы. Опять по ту сторону ограды запрыгал клубок из упругих тел. Валютчик так увлекся доведением собак до бешенства, что не заметил, когда вожак отделился от стаи и пропал. Он шаг за шагом уводил свору к дальнему углу загородки, чтобы потом погнать ее обратно. Надо было предоставить напарнику как можно больше времени для спокойных действий внутри обширного база. И Коца целеустремленно работал в этом направлении, стучал по горбылям, рычал, ругался матом, топал ногами, бегал взад-вперед, бросался кусками мерзлой грязи. Он успел вспотеть, запыхаться, распалившись сам, накрутил до упора и собак, они уже не видели, что перед ними доски, царапали все подряд когтями, рвали зубами. Коца понял, что внимание животных надолго привлеклось к нему, цель была достигнута, осталось бросить на середину двора обломок горбыля, чтобы овчарки порвали его в клочья, и уйти во свояси. Когда вдруг почувствовал, что кто-то собирается броситься ему на спину сзади. Метрах в трех приготовилась к прыжку та самая черная овчарка со светло-рыжими подпалинами по низу живота, ее глаза горели бешенством, оскаленная пасть угрожала острыми клыками. Он прижался спиной к доскам, выхватывая из кармана пику, подумал, что собаку следует убить, иначе от нее ожидается немало неприятностей, потому что она вела себя слишком разумно. Может быть, мысль сопрягалась с домыслом о том, что пастух, когда уходит выгребать из клада драгоценности, берет ее с собой, и тогда выследить его будет совсем непросто. А может, ожесточиться заставило реальное чувство опасности, ведь другие псы были способны только облаивать, да несмело цепляться зубами за одежду. Как раз один из них прихватил край одеяла, обернутого вокруг тела валютчика, эта возня мешала свободе действий, и Коца, не оборачиваясь, чиркнул открытым лезвием позади себя. Окрестности огласил дикий вой, злобный лай остальной стаи перешел в беспорядочные огрызания с повизгиваниями. Лишь овчарка продолжала приседать в напряженной стойке, готовая для прыжка. Со стороны дома послышались громкие возгласы, валютчик сумел разобрать лишь несколько слов:

— …да волки! Ату их, ату! Овец порежут…

Свора собак снова начала впрягаться в общий лай, вожак тоже натянутся струной. Медлить было нельзя, Коца, сделав вперед резкое движение корпусом, тут-же откинулся назад, не опуская руки с ножом. И этот нехитрый прием обманул овчарку, она, заворачивая на лету голову, прыгнула, стараясь вцепиться зубами в горло человека. Тот хладнокровно наколол собачье тело на острие, и сбросил его себе под ноги, ударив кулаком по оскаленной морде. Когда судороги затихли, грубо посек ей горло лезвием, услышал, как заскулила за досками стая. Но, если виноваты волки, значит, убивать следует тоже по волчьи.

— Черныш… Черныш… Да где он пропал…

Коца, чуть пригнувшись за забором, уходил по длинной стороне усадьбы сначала до ее угла, потом метнулся по направлению к реке, к редким островкам кустарника. Выдернув кулек с табаком, просеял его на землю между пальцами, липкими от крови, на случай, если мужик надумает пустить по следу собак.