Поэтому 16-го числа обе русские армии отошли от Вязьмы к селу Федоровскому, «намереваясь на друг ой день продолжить отступление к Царево-Займищу, где найдена была позиция» [95. С. 188].

Отметим также, что Барклай-де-Толли был крайне недоволен действиями своего арьергарда, и он поставил атаману Платову на вид «неумение или нерадение его в командовании». За выговором последовало в тот же день решение устранить М. И. Платова от командования арьергардом, заменив его генералом П. П. Коновницыным — при этом был составлен новый арьергард с достаточно сильной пехотой.

Командир 2-й сводно-гренадерской дивизии граф М. С. Воронцов, будущий генерал-фельдмаршал, свидетельствует о М. И. Платове и нареканиях на него:

«Уже давно в армии были им недовольны, и Барклай и Багратион жаловались, что он ничего не хотел делать и, конечно, он мало делал с тем, что мог, но, с другой стороны, сколько я мог приметить, ему никогда и не приказывали так, как должно; например, отступая от Смоленска, всякий мог ясно видеть, что, ежели Платова с казаками переправить через Днепр позади французской армии, он бы сей последней причинил большой вред; все жаловались, что он не умел и не хотел того сделать, вышло же, что он настоящего повеления никогда и не получал. Как бы то ни было, под предлогом, что государь желает Платова видеть в Москве, его удалили» [14. С. 73].

А вот мнение по этому же вопросу А. П. Ермолова:

«Главнокомандующий, справедливо недовольный беспорядочным командованием атамана Платова арьергардом, уволил его от командования оным; арьергард поручен Коновницыну, и он, отступая от Вязьмы, дрался на каждом шагу» [57. С. 183].

А пока же Барклай-де-Толли, ожидая скорейшего соединения с генералом Милорадовичем, 17 (29) августа приказал отступать к Царево-Займищу. Связано это было с тем, что по прибытии войск к Федоровскому обнаружилось отсутствие там воды, да и позиция там оказалась не самой лучшей. Что касается Царево-Займища, то Барклай-де-Толли, как думали многие, принял твердое решение именно здесь дать генеральное сражение. Во всяком случае, в «Записках» Ермолова мы читаем:

«Около Царево-Займище усмотрена весьма выгодная позиция, и главнокомандующий определил дать сражение. Начались работы инженеров, и армия заняла боевое расположение. Места открытые препятствовали неприятелю скрывать его движение. В руках наших возвышения, давая большое превосходство действию нашей артиллерии, затрудняли приближение неприятеля; отступление было удобно. Много раз наша армия, приуготовляемая к сражению, переставала уже верить возможности оного, хотя желала его нетерпеливо; но приостановленное движение армии, ускоряемые работы показывали, что намерение главнокомандующего (Барклая-де-Толли. — С. Н.) решительно, и все возвратились к надежде видеть конец отступления» [57. С. 182].

И вот в этот-то момент в приказе по армиям было объявлено о прибытии Главнокомандующего — князя Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова.

В своем труде, составленном для личного пользования императора Александра — под названием «Изображение военных действий 1812 года» он был опубликован в 1912 году, — Барклай-де-Толли пишет:

«17-го прибыли сюда (в Царево-Займище. — С. Н.) обе армии; расположенные в небольшом пространстве, имели перед собой открытое место, на коем неприятель не мог скрывать своих движений; в 12 верстах от сей позиции была другая, позади Гжатска, найденная также удобной. Милорадович донес, что прибудет 18-го к Гжатску с частью своих резервов. Все сии причины были достаточны к уготовлению там (то есть у Царево-Займища. — С. Н.) решительного сражения; я твердо решился на сем месте исполнить оное» [70. С. 224].

Однако он тут же делает следующую оговорку: «В случае неудачи, мог я удержаться в позиции при Гжатске» [70. С. 224]. Это говорит о том, что решение Михаила Богдановича было не таким уж и твердым и он был вполне склонен отступить на новую позицию к Гжатску, где можно было соединиться с подкреплением генерала М. А. Милорадовича.

Офицер квартирмейстерской части А. А. Щербинин в своих «Записках о кампании 1812 года» рассказывает о событиях у Царево-Займища так:

«Приходим в лагерь под Царево-Займище — речка с чрезвычайно болотистыми берегами находится непосредственно позади линий наших. Слишком опасно принять сражение в такой позиции. Не менее того Барклай на то решиться хочет. Толь до такой степени убежден был в опасности этого лагеря, что бросается перед Барклаем на колени, чтобы отклонить его от намерения сражаться здесь. Барклай не внимает убеждениям своего обер-квартирмейстера, но вдруг извещают о прибытии генерала Кутузова» [59. С. 124].

Через несколько часов Барклай-де-Толли получил рескрипт о назначении М. И. Кутузова, в котором император Александр обращался к Михаилу Богдановичу со следующими словами:

«Я уверен, что любовь ваша к отечеству и усердие к службе откроют вам и при сем случае путь к новым заслугам» [9. С. 392].

В тот же день Барклай-де-Толли ответил императору:

«Всякий верноподданный и истинный слуга государя и отечества должен ощущать истинную радость при известии о назначении нового главнокомандующего, который уполномочен все действия вести к одной цели. Примите, все милостивейший государь, выражение радости, которой я исполнен! Воссылаю мольбы, чтобы успех соответствовал намерениям Вашего Величества. Что касается до меня, то я ничего иного не желаю, как пожертвованием жизни доказать готовность мою служить отечеству во всяком звании и достоинстве» [95. С. 189–190].

Приведенные выше слова Михаила Богдановича никого не должны вводить в заблуждение — особую радость при назначении нового начальника редко кто испытывает.

Как очень верно подметил В. М. Безотосный, «редко какая кампания обходилась без личных стычек и мелочных обид на коллег среди военачальников. Ничего удивительного в этом не было — в любые времена и во всех странах генеральская среда всегда отличалась повышенной профессиональной конкуренцией и столкновением честолюбий» [15. С. 13].

На самом деле, и это естественно, Михаил Богданович тут тоже не был исключением. Он «был потрясен и унижен этим актом. <…> Барклай тяжело переживал ряд непрерывных обид до Царева-Займища, и вдруг новое, страшное оскорбление, этот внезапный удар в Царево-Займище» [131. С. 144].

Генерал А. П. Ермолов потом рассказывал, что «с удивлением видел слезы на глазах его, которые он старался скрыть» [57. С. 214]. Да, действительно, чтобы довести столь мужественного и терпеливого человека до такого состояния, «сильны должны быть огорчения» [57. С. 214].

У А. И. Михайловского-Данилевского читаем:

«Так кончилось главное начальство Барклая-де-Толли над первыми двумя армиями. Заключим описание времени его предводительства собственными его словами, писанными государю накануне прибытия князя Кутузова: “Не намерен я теперь, когда наступают решительные минуты, распространяться о действиях вверенной мне армии. Успех докажет, мог ли я сделать что-либо лучшее для спасения государства”» [95. С. 190].