— Вообще-то у меня есть одна просьба. Зайди к Иззи. Она наверняка у родителей… Просто… убедись, что с ней все в порядке. Ей сейчас очень трудно. Люси для нее была всем. — Его голос дрогнул. — Передай ей, что я понимаю. И больше ничего. Скажи, что я понимаю, Блюи.

Не зная, что и думать, молодой человек отнесся к поручению как к святому долгу. Он передаст сообщение в точности, как если бы от этого зависела его собственная жизнь.

Когда Блюи ушел, Том лег на койку и снова подумал, как все переносят Люси и Изабель. Он вновь и вновь спрашивал себя, мог ли поступить иначе, начиная с того самого первого дня. И ему вспомнились слова Ральфа: «Есть ли смысл ворошить прошлое? Время нельзя повернуть вспять».

Он постарался переключить внимание на что-то другое и мысленно представил, как выглядит звездное небо сегодня ночью. Сириус, как обычно, сияет ярче других звезд, затем Южный Крест, потом планеты — Венера и Уран, — которые так хорошо видны в небе над островом. Он мысленно прошелся по всем созвездиям, скользившим по небосводу от заката до рассвета. Их невозмутимость, постоянство и вечность вселили в Тома чувство свободы. Все, что с ним происходило, звезды когда-то уже обязательно видели, и со временем их память поглотит его жизнь и исцелит рану. Все забудется, и все страдания исчезнут. А потом ему вспомнился атлас звездного неба и надпись Люси: «…всегда-всегда-всегда…» — и боль от настоящего вновь вернулась.

Он помолился за Люси: «Пусть с ней все будет хорошо. Пусть она проживет счастливую жизнь. И пусть простит меня». А потом помолился за Изабель: «Господи, дай ей силы все пережить и вернуться к жизни, пока не стало слишком поздно!»

Блюи переминался с ноги на ногу на пороге дома Грейсмарков и мысленно повторял заготовленную речь. Дверь открылась, и в ее проеме показалась Виолетта, настороженно его разглядывая.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросила она, но за ее учтивостью скрывалась боязнь новых неприятностей.

— Здравствуйте, миссис Грейсмарк. — Видя, что она никак не реагирует, Блюи добавил: — Я Блю… Джеремайя Смарт.

— Я знаю, кто вы такой.

— Я могу… мне можно поговорить с миссис Шербурн?

— Она никого не принимает.

— Я… — Он уже собирался повернуться и уйти, но тут ему вспомнилось лицо Тома, и он передумал. — Я не задержу ее. Я просто должен…

Из темной гостиной донесся голос Изабель:

— Пропусти его, мама.

Мать недовольно поджала губы:

— Проходите. И не забудьте вытереть ноги. — Она смотрела, как он долго и тщательно вытирал подошвы о половик перед тем, как войти.

— Все в порядке, мама. Оставь нас, — попросила Изабель, продолжая сидеть в кресле.

Увидев ее, Блюи невольно подумал, что выглядит она не лучше Тома — такая же потухшая и осунувшаяся.

— Спасибо… что согласились увидеть меня… — произнес он и смешался, нервно теребя шляпу мокрыми от пота руками. — Я видел Тома.

Ее лицо потемнело, и она отвернулась.

— Ему плохо, миссис Шербурн. Очень плохо.

— И он прислал вас об этом сообщить?

Блюи продолжал мять шляпу.

— Нет. Он попросил передать сообщение.

— Вот как?

— Он просил передать, что понимает.

Изабель не могла сдержать удивления.

— Что понимает?

— Он не сказал. Просто просил передать эти слова.

Ее глаза были по-прежнему устремлены на Блюи, но видели совсем не его. После затянувшейся паузы, когда Блюи уже не знал, куда деваться от ее немигающего взгляда, она наконец медленно поднялась и сказала:

— Вы передали. Я провожу вас.

— Но… как же?

— «Как же» что?

— Что мне ему сказать? Что передать? — Она не ответила. — Он всегда хорошо ко мне относился, миссис Шербурн. И вы тоже.

— Сюда, пожалуйста, — продолжила она, будто не слыша, и показала на входную дверь.

Едва он ушел, Изабель оперлась о стену, не в силах унять дрожь.

— Изабель, милая! — воскликнула мать. — Пойдем, тебе надо прилечь, вот так, моя девочка. — И она проводила дочь в ее комнату.

— Меня сейчас снова стошнит, — пожаловалась Изабель и, едва Виолетта успела поставить ей на колени тазик, содрогнулась в рвотных спазмах.

Билл Грейсмарк гордился тем, что умел разбираться в людях. Будучи директором школы, он наблюдал, как формируется характер учеников по мере взросления. Он редко ошибался, из кого в жизни выйдет толк, а из кого — нет. Но весь его опыт говорил о том, что Том Шербурн не был лжецом или не склонен к насилию. Одного взгляда на то, как к нему тянулась Люси, было достаточно, чтобы понять — она его совершенно не боялась. А уж более заботливого мужа для дочери он не мог и желать.

Однако, лишившись внучки и понимая, что Изабель больше не сможет родить, Билл инстинктивно принял сторону дочери, единственной из всех его детей, кому удалось выжить. Кровные узы значат куда больше, чем собственная интуиция, а в справедливости пословицы «Кровь людская не водица» он убедился на собственном опыте.

— Это ужасно, Вернон. Просто ужасно! Несчастная Изабель никак не может успокоиться, — говорил он полицейскому, с которым они устроились за столиком в углу бара.

— Если она даст показания против Тома, ей нечего беспокоиться, — заверил Наккей.

Билл удивленно на него посмотрел.

— Она не подлежит уголовной ответственности за то, что заставил ее сделать муж. Ей надо просто рассказать все, как было на самом деле, — пояснил полицейский. — Она является ценным свидетелем, чьи показания суд принимает наравне с другими, однако принудить ее к этому суд не может: закон разрешает супругам не свидетельствовать друг против друга. Муж тоже имеет право хранить молчание и не давать показаний против жены, а Том дал ясно понять, что не собирается говорить ни слова.

Немного помолчав, полицейский спросил:

— А Изабель… никогда не проявляла беспокойства в отношении ребенка?

Билл бросил на него взгляд:

— Давай не будем отвлекаться от сути дела, Вернон.

Наккей не стал настаивать и принялся размышлять вслух:

— Дело в том, что смотрители маяков — это люди, которые облечены особым доверием. Вся наша страна, да и весь мир, если смотреть с другой стороны, зависят от честности и порядочности этих людей, чья репутация должна быть безупречной. Мы не можем допустить, чтобы в их рядах оказался человек, который утаил правду от властей и силой принудил жену к противоправным действиям. Не говоря уже о том, что он мог сделать с Фрэнком Ронфельдтом до того, как предал его тело земле. — Вернон заметил, что на лице Билла отразилась тревога, но продолжил: — Нет, подобные вещи надо пресекать на корню. Через несколько недель приедет судья и состоится предварительное слушание. Учитывая уже данные Шербурном показания… его скорее всего отправят в Албани, где суд полномочен разбирать тяжкие преступления и выносить соответствующие приговоры. А может, все обернется для него совсем плохо, и тогда его отправят в Перт. Спрэгг землю роет, чтобы доказать, что Ронфельдт был жив, когда оказался на Янусе. — Полицейский допил пиво и подвел итог сказанному: — Перспективы у парня неважные, Билл, уж можешь мне поверить.