Я вздохнула, вытерла руки и поспешила во двор вслед за ней. Лапик и Вонючка – два гигантских лопоухих кролика; третьего звали Ангелом. Кроликов детям подарила Аннабел на Рождество (спасибо большое, Аннабел, сказала Марта: угадайте, кому придется вычищать клетки?). Близняшки были в восторге: «Ох! Какая прелесть! Я назову своего Лапиком!» – «А я своего Ангелом!» Тоби же смотрел на кроликов с омерзением: «Фу, тупая ручная зайчатина. Назову его Вонючкой».

К несчастью, с первого же дня кролики возненавидели друг друга черной ненавистью. Стоило им приблизиться друг к другу на расстояние плевка, как они вырывали противнику уши. Естественно, мы держали их врозь, создав безжалостную систему апартеида и разделив их загончик на три части проволочной сеткой. Кролики коротали досуг, колотясь о сетку в попытках прикончить друг друга, но заслон был слишком высок, чтобы зверьки могли причинить друг другу реальный ущерб. Вплоть до сегодняшнего дня, когда Вонючка, несомненно, подстрекаемый издевательствами Лапика, подпрыгнул чуть выше обычного, перебрался через сетку, задержался на минутку, чтобы плюнуть в салат соседа, и откусил Лапику яйца. Я подняла бедного кастрированного кролика, который истекал кровью, забежала с ним в дом, схватила с мойки кухонное полотенце, чтобы остановить кровяной поток и под непрекращающиеся вопли Люси и Эммы («Он умирает! Он умирает!») лихорадочно кутала животное.

– Нет, он не умирает, – сказала я, пытаясь завязать узел, – если бы он замер хотя бы на минутку, я смогла бы его перебинтовать… о черт!

Извивающийся кролик вырвался на свободу, потащив за собой через кухню пропитанное кровью полотенце.

– Возьми подгузник, возьми подгузник! – завопила Люси, выхватив подгузник из сумки Айво. Она помахала им у меня перед носом. – Ох, Рози, спаси его, умоляю!

Идея с памперсом мне понравилась, и только я опрокинула окровавленного кролика на пол и застегнула подгузник, как в дверях появился Джосс, решивший разобраться, чем вызвана суматоха. Он нахмурился, увидев меня, пыхтящую и сопящую в луже крови; потом выпучил глаза, заметив кролика в памперсах.

– Дайте-ка угадаю, – сдержанно проговорил он. – Вам так хочется завести еще одного ребенка, что вы согласны даже на кролика. Неужели вы кормите его грудью?

– Ошибочка, – мрачно возразила я. – Вонючка откусил ему тестикулы.

– Яйца.

– Я серьезно.

– Яйца, а не тестикулы. Терпеть не могу эвфемизмы, когда в английском языке существуют вполне нормальные слова.

– Сейчас не лучший момент проявлять верность своим принципам, – процедила я. – Кролик истекает кровью.

– Так отведите его к ветеринару, бога ради. Потратим небольшое состояние, чтобы наложить кролику швы, хотя раны вполне могли бы зажить сами собой. Для этого и нужны ветеринары, правда? – И с этими словами он вышел из кухни.

Чертыхаясь и проклиная все на свете, я отыскала старую коробку из-под продуктов, запихнула в нее кролика, заклеила крышку скотчем и на всякий случай продырявила пару отверстий для воздуха наверху. Поскольку Веры рядом не оказалось, а Джосс с его греческой мифологией был явно не способен присмотреть даже за одним ребенком, я схватила в охапку Айво, Тоби, близняшек, бьющихся в истерике, и кролика, села в машину и поехала к ветеринару.

Разумеется, на дороге в Сайренсестер были огромные пробки; разумеется, полил дождь; и естественно, когда мы добрались до ветеринара, очередь тянулась через всю приемную в дверь черного хода и на тротуар. Мы протиснулись в переполненную приемную, под завязку забитую пестрым сборищем рождественских хомячков, вяловатых золотых рыбок, печальных собак и измученных экземой кошек. Под враждебными взглядами хозяев я вывела свою братию через этот звериный ералаш на маленький квадратный фут пространства, который удалось выбить локтями.

Дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился Алекс, подобный ангелу в своем длинном белом халате, и, между прочим, довольно симпатичному ангелу. Работы у него явно было невпроворот, но его глаза все равно сияли, озорная улыбка обезоруживала, а рыжеватые локоны красиво контрастировали с белым воротничком. На мгновение меня охватило мещанское благоговение, какое могла бы испытать моя мать. Сначала Алекс нас не заметил, но потом, когда я стала бешено размахивать руками с другого угла комнаты, его лицо прояснилось. Похоже, он удивился.

– Кролик заболел, – прошептала я, указывая на коробку.

Он подошел к нам, с трудом протискиваясь сквозь промокшую под дождем дымящуюся толпищу.

– Что с ним?

– Сильно покусан. Истекает кровью.

– Ясно. Если пойдешь со мной в кино в субботу, пропущу без очереди.

– Заметано, – прошептала я в ответ.

И спустя секунду вся наша компания оказалась в его кабинете.

Мы с детьми тревожно сгрудились вокруг стола, а Алекс водрузил на него коробку. Осторожно извлек Лапика в подгузнике. Его губы задрожали от смеха.

– Травма промежности, – сообщила я.

– Ясно.

Сняв подгузник, он положил кролика на стол, пощупал сердцебиение, поднял голову и посмотрел на собравшихся:

– Мне очень жаль, ребята, но кролик скончался.

Люси издала вопль. Пошатнулась немножко, затем замерла и рухнула на пол. Я поспешила ей на помощь, но она оттолкнула меня, вне себя от горя: ей было просто необходимо растянуться на полу.

– Нет, нет! Это невозможно!

– Люси, милая, не убивайся! Я тебе другого куплю, обещаю!

– Не хочу я другого!

– Можешь взять Вонючку, если хочешь, – галантно предложил Тоби.

– Не хочу я Вонючку! Он убийца!

Алекс наклонился к моему уху.

– Хмм, мне избавиться от тела? – тихо спросил он.

– НЕТ! – завизжала Люси, внезапно вскочив на ноги. – Нет, я хочу его похоронить.

Всхлипывая и шмыгая носом, она осторожно взяла обмякшего кролика и нежно опустила его в коробку. Потом зажала коробку под мышкой, и мы вышли вон из кабинета, к угрюмым агрессивным посетителям, зловеще караулящим нас в приемной. Какой-то старичок с любопытством поднял брови. Тоби мрачно покачал головой и сделал красноречивый жест, перерезав себе пальцем глотку. Агрессивность моментально сменилась сочувствием, и собравшиеся издали коллективный вздох. Толпа расступилась, освобождая проход для маленькой плачущей девочки и ее мертвого кролика. Процессия с Люси во главе молча проследовала к автостоянке; даже Айво, казалось, проникся серьезностью ситуации и притих. Домой я ехала медленно, под дождем; дворники ударяли по стеклу.

– Я хочу похоронить его в саду, – произнесла Люси еле слышным шепотом с заднего сиденья.

– Конечно, дорогая. Так и надо. Мы сделаем ему хорошую маленькую могилку.

– С надгробием.

– Да, милая.

– И с цветами.