– Разумеется.

– И пусть все оплакивают: пригласим всех. Позвоним Марте и Вере. Даже папочка должен прийти, и мы будем петь гимны.

– О да, наверное, – с сомнением пробормотала я. Последнее заявление заставило меня немного занервничать. Папочка и гимны? Я подозревала, что ее папочка вовсе не так набожен.

На самом деле волноваться было не о чем. Я тихонько постучала в дверь мастерской, закрыла ее за собой и быстро объяснила Джоссу, что произошло и как расстроена Люси. Он великодушно согласился поддержать дочь, бросил языческих богов в их громадном великолепии, и мы все поплелись в сад на похороны. Вызвали Веру, и она второпях прибежала по холму из своего коттеджа, и даже Марта улизнула из больницы, с радостью оставив на время обязанности сиделки. Завернувшись в плащи под проливным дождем, по колено в грязи, мы все внимательно смотрели, как Джосс, следуя строгим инструкциям Люси и Эммы, выкапывает, как мне показалось, немыслимо глубокую яму.

– Глубже! – требовала Люси. – Глубже, папочка. Надо похоронить его в клетке и в одеяле, чтобы он не испачкался!

– Будет сделано! – перевел дыхание Джосс, по лбу у него лился пот. – Я мигом, моя милая. – Он вполоборота повернулся ко мне: – Это входит в ваше понятие «перекапывать огород»? Значит, мне осталось помыть машину, и я стану новым человеком, не так ли?

– Практически, – усмехнулась я. – Еще повесьте пару полок и добро пожаловать в реальный мир, Джосс.

Наконец могила была выкопана, и мы торжественно встали кругом, а Люси, главная плакальщица, заведовала церемонией. Сначала нам пришлось взяться за руки, окружив могилу кольцом, и помянуть Лапика про себя; потом мы спели «В яслях» и наконец произнесли единственную молитву, которую помнила Люси, – «Благодарим Всевышнего за все его дары. Аминь». Во время ритуала я не осмелилась взглянуть на Джосса и все время стояла с опущенной головой. Затем Люси церемонно кивнула отцу, который исполнял роль служащего похоронного бюро, и тот с легкостью поднял коробку и медленно зашагал к яме.

Только он собрался опустить коробку, как Люси вдруг воскликнула:

– Один поцелуй на прощание!

Джосс обернулся.

– О, Люси, милая…

– Да, папочка, я хочу поцеловать его в последний раз!

Джосс вздохнул и вернулся. Снял крышку.

– Хорошо.

Мы послушно сбились в круг, чтобы посмотреть, как Люси исполняет соборование, и тут внезапно… кролик открыл один глаз.

– Свят, свят, свят! – завопила Вера.

– Чур меня, – прошептал Джосс.

– Он жив! – завизжала Люси. – Лапик жив!

Люси потащила Лапика в дом и под руководством Веры положила его в коробке в духовку на маленький огонь – согреться.

– Прикольно будет, если она его сейчас зажарит, – заметил Тоби, заглянув в духовку.

По какой-то причине нам с Джоссом все это показалось невероятной уморой, но Люси – вовсе нет, поэтому мы выбежали во двор, якобы чтобы засыпать могилу, но на самом деле – чтобы скрыть наши перекошенные лица. Нам то и дело приходилось останавливаться, хвататься за бока и облокачиваться о лопаты, так мы хохотали; дошло до того, что Джосс чуть не упал в могилу.

К счастью, Лапик не изжарился, и через полчаса его достали из духовки, и он стал прыгать по кухне и даже умял пучок довольно дорогих фиалковых листьев, которые Марта обнаружила на дне холодильника. Я позвонила Алексу.

– Нет! Это невозможно. У него не было пульса.

– А теперь есть, – ответила я, глядя на Лапика, который как раз нагадил на кухонный стол. – Или он воскрес из мертвых.

– Господи Иисусе. Что ж, наверное, сердце ненадолго остановилось, такое бывает, правда. Извини, Рози, похоже, я ошибся.

– Не переживай. Слава богу, что мы его не похоронили.

Я опустила трубку, а Джосс оторвался от газеты в углу.

– Этот чертов ветеринар головы от задницы отличить не может. Наверное, разглядывал вас вместо того, чтобы осматривать пациента.

Естественно, я залилась краской и принялась убирать кучу, которую Лапик наложил на столе. При этом волосы у меня упали на лицо. Джосс усмехнулся.

– Так я и думал. – Он захлопнул газету. – Значит, завтрашний вечер вы проведете с ним?

– Вообще-то нет.

– Серьезно? Неужели он не пригласил вас на новогоднюю пирушку в «Красном Льве»?

– Пригласил, как же иначе, но мне что-то не хочется. – Я посмотрела ему прямо в глаза, чувствуя, что Марта с любопытством меня разглядывает.

– Ну ладно. – Он встал, широко потянулся, зевнул и бросил газету на стул. – Что ж, если вы собираетесь справлять Новый год одна, в коттедже, почему бы вам не прийти сюда?

– О, не знаю, – промямлила я.

Он пожал плечами и направился к двери:

– Дело ваше.

– Хотя, – торопливо проговорила я, – думаю, я могла бы приготовить нам обоим ужин или что-то вроде того?

– Почему бы и нет? Что-то вроде того.

С этими словами он вышел из комнаты, а я осталась стоять посреди кухни, чувствуя себя немного глупо и более чем растерянно.

Чтобы приготовить незамысловатый маленький ужин на Новый год, я пустилась во все тяжкие. Сперва села и спланировала меню, потом сорвалась в Сайренсестер, сжимая в руке список ингредиентов. И зря, как оказалось, потому что спаржу, перепелиные яйца, цесарку и свежие персики и в сезон-то нелегко достать, а в середине зимы – вообще невозможно. Но я решила не сдаваться и упрямо ехала дальше и дальше в попытке отыскать мои продукты. Лишь осознав, что я подскакиваю на кочках на проселочной дороге у черта на куличках, потому что кто-то предположил, что где-то здесь проживает фермер, который с удовольствием забьет для меня пару цесарок я начала сомневаться, логично ли я поступаю. Зачем все это, Рози, спрашивала я себя, подскочив на мощной кочке и снова выехав на главную дорогу со свежезабитой цесаркой в багажнике. Почему ты прочесываешь сельскую местность в поисках явно труднодоступных, несезонных продуктов, когда можно было бы просто поджарить пару стейков да открыть банку «Фруктового пунша Либби»? Для кого все это?

Для меня, твердо ответила я, поворачивая на дорогу к особняку Фарлингс. Я делаю это для себя, чтобы доказать себе, что Жан-Филипп не зря выбрал меня среди тысяч юных подающих надежды поваров для практики на его кухне, хоть это и было миллион лет назад. Я занимаюсь кулинарным сумасбродством исключительно в целях повышения собственной самооценки, вот. Именно, с сомнением согласилась я, так до конца и не убедив саму себя, и ввалилась в дверь черного хода, нагруженная покупками. Стоило мне мельком увидеть краешек черных джинсов Джосса, который вышел в левую дверь и направился в кабинет, как колени у меня подкосились. Мне пришлось присесть. Наверное, это оттого, что я тащила такие тяжелые пакеты, подумала я. К тому же я не завтракала.