он королеве, – я принес вам добрые вести о монсеньоре Гавейне; он весел и здоров.

Не дав ему продолжить, королева коснулась щита и осыпала его поцелуями, как если бы сам монсеньор Гавейн был перед нею. Затем юнец обратился к госпоже Рестокской.

– Госпожа, – сказал он, – монсеньор Элен Таненгский вас приветствует и уведомляет, что он стал, наконец, рыцарем, как вы того желали.

– Кто же его посвятил? – спросила дама.

– Монсеньор Гавейн, после своей победы над Сегурадом.

Дама едва нашла в себе силы внимать юнцу, пока он говорил, как мессир Гавейн обменял свои доспехи на доспехи Элена Таненгского и как сестра Элена сумела излечить его от ран. Дама была бы не прочь оставить щит у себя, но оруженосец сказал, что поклялся вернуть его своему господину, и она не посмела настаивать. Когда она вместе с ним выезжала со двора, то устроила так, что внезапно завладела этим щитом, тем самым, который она преподнесла мессиру Гавейну, а тот отдал Элену Таненгскому. Отсюда и пошли ненависть и интриги, о коих нам, быть может, еще придется поговорить.

В тот самый день, что и оруженосец Элена, явилась ко двору девица со щитом, повешенным на шею. Она сказала королеве:

– Госпожа, вам шлет приветствие и это подношение мудрейшая дева из ныне живущих; она знает тайны всех ваших помыслов и наказывает вам хранить этот щит, дабы исцелить еще горшую печаль, чем вы изведали доныне.

– Вот превосходная причина сохранить его, – отвечала королева, – желаю доброй удачи той, что его прислала! Но могу ли я узнать, кто эта мудрая дева?

– Госпожа, ее называют Владычицей Озера.

Королева уже знала, сколь многим обязана ее покровительству; она обняла посланницу, своими руками сняла с ее шеи щит и начала разглядывать его беспокойно и пытливо.

Он был расколот сверху донизу, так что один лишь умбон удерживал вместе обе половины, между которыми легко проходила рука. На одной был изображен рыцарь в доспехах, но без шлема; на другой дама, до того искусно нарисованная, что словно живая, склонялась лицом к его лицу, и они бы коснулись щеками, когда бы не разлом, отделявший их друг от друга.

– Этот щит был бы достоин всяческих похвал, – сказала королева, – если бы не был расколот пополам; однако, похоже, его сделали недавно. Извольте сказать нам, сударыня, откуда этот разлом[126], и кто этот рыцарь, и кто эта дама.

– Что касается рыцаря, – ответила девица, – он, без сомнения, лучший на свете; он заслужил любовь своей дамы непревзойденными подвигами. До сего дня между ними не было ничего, кроме поцелуев и объятий; но знайте, что обе части щита сомкнутся, когда оба возлюбленных будут вполне и совершенно обладать друг другом. Тогда-то даму постигнет сильнейшее горе, какое ей дано пережить.

Обрадованная такими вестями, королева устроила большое пиршество для той, что принесла ей столь чудесный подарок. Прежде чем отпустить ее, она велела повесить щит на стену своей опочивальни так, чтобы всегда иметь его перед глазами; и когда ей приходилось быть не в Камалоте, а в иных местах, она старалась непременно перевезти его в свое новое жилище.

XLIII

Последуем же теперь за славным Гектором в предпринятом им поиске. От рыцаря, привезшего ему меч девицы Норгалльской, он узнал, что мессир Гавейн проезжал перекресток Семипутье на рубеже королевства Норгаллия. А посему он переправился через Северн и углубился в Брекеганский лес. Утро было прекрасное, и он, как истинно влюбленный, до того погрузился в мечтания[127], что, не видя ничего, проехал совсем близко от девицы, сидевшей под дубом и державшей на коленях рыцаря, израненного множеством ударов меча. В нескольких шагах от них оруженосец стерег лошадь девицы. В грезах о только что оставленной подруге Гектор не заметил, как конь его задел ногу раненого рыцаря.

– Сир, – окликнула его девица, – вы не слишком учтивы; вы чуть не задавили этого рыцаря, столь же родовитого, как вы, а пожалуй, что и поболее.

Гектор не слышал и ничего не отвечал; оруженосец подбежал к нему и воскликнул, ухватив коня за повод:

– Смотрите, не сломайте себе шею!

– Почему это, братец?

– Потому что вы, как видно, спите, а не следите за своим конем: не видите, что ли, этого несчастного рыцаря, чью голову держит моя госпожа?

Гектор взглянул и, пристыженный, повернул назад просить прощения у девицы.

– Я раздумывал, – сказал он ей, – о предмете, более всего мною любимом, и жалел, что расстался с ним; простите меня, и прошу вас считать меня вашим рыцарем, если вы полагаете, что вам нужна помощь.

– Но вы не знаете, в чьи руки себя отдаете, – возразила девица. – В какую сторону вы едете, сир?

– Я хотел бы добраться до Семипутья, но я плохо знаю дороги.

– Если бы я могла довериться вашей защите, я бы проводила вас, а этого беднягу рыцаря оставила на попечение моего оруженосца.

– Сударыня, пока вы будете под моей охраной, вы можете никого и ничего не бояться.

– Тогда я провожу вас.

Она посадила оруженосца на свое место и положила голову раненого рыцаря ему на колени. Гектор помог ей сесть верхом; они пустились в путь. По дороге Гектор спросил, кто этот жестоко израненный рыцарь, что покоился у нее на коленях.

– Невдалеке отюда, – отвечала она, – живет один рыцарь, нечестивец и буян, который возомнил, что никто не может устоять против него; это кузен моего бедного друга. Однажды тот нечестивый рыцарь охотился в лесу; он вошел в шатер, ему принадлежащий; мой друг его опередил и ради отдыха улегся на ложе, где спала подруга его кузена. А тот, увидев их обоих спящими, вообразил себе дурное дело, о коем не помышляли ни он, ни девица; он нанес моему другу множество ударов мечом и ушел, будучи уверен, что убил его. Весть об этой неправедной казни дошла до меня, я подоспела и перевязывала его раны, когда вы появились.

Так беседуя, они подъехали к шатру, где совершалось убийство. Перед входом сидел в кресле рыцарь, ему подвязывали кольчужные шоссы; казалось, его нимало не беспокоили громкие вопли, исходящие из шатра.

– Сир, – сказала девица Гектору, – вот тот нечестивец, которого я упоминала; если вы не возьмесь меня защитить, я вернусь к своему рыцарю.

– Кроме него, вам некого бояться?

– Только его одного; все, кто живет в этом шатре, желают мне добра.

– Успокойтесь, сударыня, у меня сил довольно, чтобы вас защитить; но откуда эти вопли, слышные нам?

– Это та девица, что спала рядом с моим другом; ее обвиняют в