Я перевел взгляд на Юрку, который что-то говорил пресс-секретарю. Тот сидел на скамейке, рассматривал свои ладони и отрицательно качал головой. Не убедил! Не нашел нужных слов! Юрка поднял голову, посмотрел на меня и развел руками. Я решительно направился к ним.

– Вы только назовите ему мою фамилию, и он обязательно меня вспомнит! – с ходу ринулся я в атаку.

– Может, и вспомнит, – согласился пресс-секретарь, продолжая рассматривать свои ладони, – но принимать не будет. Приближаются выборы. Сейчас он никого не принимает.

Я не мог заглянуть этому человеку в глаза. Я стоял в шаге от него, но было такое впечатление, что мы разговариваем по телефону. Я встал с другой стороны, но пресс-секретаря это перемещение не заинтересовало.

– У меня к Александру Ильичу очень важное дело, имеющее непосредственное отношение к выборам, – конкретнее выразил я свою задачу.

– Я могу записать вас на конец следующего месяца, – неожиданно смягчился пресс-секретарь.

– Что?! На конец следующего месяца?! – неблагодарно ужаснулся я. – Но мне надо сегодня! Сейчас!

Таких наивных типов пресс-секретарь еще не видел и потому одарил меня своим рассеянным взглядом. По его тонким губам пробежала усмешка.

– Сейчас? – хмыкнул он и покачал головой, выражая разочарование. Юрка отрекомендовал меня как серьезного человека, а я вел себя как пацан. – О чем вы говорите? К Ковальскому третий день делегация из министерства туризма Турции пробиться не может, а вы хотите сейчас…

Юрка наступил мне на ногу, чтобы я не раскатывал губу так откровенно и нагло, но я пошел напролом.

– Да! Сейчас! Сию минуту! Вы должны уговорить мэра, чтобы он принял меня немедленно!

– Побойтесь бога! – посоветовал пресс-секретарь. – Это невозможно. Это исключено в принципе! К тому же Ковальский сейчас находится в больнице, и отменены даже его плановые встречи.

Он хотел лечь под штангу и тем самым закончить наш разговор, но я помешал – сел рядом. Секретарь глянул на меня уже с разгорающимся возмущением. Юрка покраснел и вполголоса стал уговаривать меня убраться к чертям собачьим. Но я уже не мог остановиться. Схватился за штангу, на которую возлагал свои надежды секретарь, выжал ее от груди раз, другой, третий, с грохотом кинул на скобы.

– Я пробиваю собой препятствия, – громко говорил я. – Я ломаю их, как танк…

Я перескочил к стеллажу с гантелями, похожими на укороченные штанги, схватил пару, сделал несколько «жимов Арнольда».

– Я не останавливаюсь ни перед стенами, ни перед ямами…

Я кинул гантели, подпрыгнул к перекладине, схватился за нее и несколько раз подтянулся.

– Меня не испугает ни шторм, ни ливень, ни смерч…

Юрка гримасничал, подавая мне какие-то сигналы. Секретарь надел очки, чтобы лучше меня видеть. Я переметнулся к тренажеру для дельтовидных мышц и схватился за рукоятки. Вес был установлен запредельный, но я оторвал его от пола – злость помогла.

– Потому что я должен спасти любимого человека… – кричал я.

Бегемотик перестала изображать кошечку и с любопытством уставилась на меня. Я сел за бицепс-машину и потянул на себя рычаги.

– …Но все упирается в упрямство чиновника! И моих сил недостаточно, чтобы это упрямство сломить!

Бицепс-машина лязгала шестернями и стальными чушками, напоминая коленвал локомотива. Пот лился по моему лицу. Галстук съехал набок и стал душить, как петля. Я бросил рычаги. Стопка чушек понеслась по направляющим вниз и с оглушительным грохотом упала на полутонный лист противовеса. Бегемотик ойкнула, а секретарь сдержанно вздрогнул.

Я выдохся и, понурив голову, уже сидел неподвижно. Секретарь встал, подошел ко мне. Краем майки он протирал стекла очков. Бицепс-машина его заинтересовала. Он рассматривал ее, пытаясь понять, какой у нее принцип работы.

– Амплитуда движения должна быть полной или неполной? – спросил он.

– Неполной.

– Я так и думал, – кивнул секретарь. – А что ж вы сразу не сказали, для чего вам нужно к Александру Ильичу?

– Теперь буду знать, что об этом нужно говорить сразу.

– Дайте мне ваш паспорт, – сказал секретарь. – Я попробую уговорить шефа.

Он вышел в тренерскую. Юрка бочком приблизился ко мне.

– А я работаю по полной амплитуде, – сказал он.

– У тебя устаревшая методика, – заверил я его.

Секретарь вернулся. По его лицу невозможно было понять, какую весть он мне несет.

– Знаете, где бывший санаторий ЦК? – спросил он. – Покажете на проходной паспорт, и вас проводят в первый лечебный корпус. Ковальский вас ждет.

В это трудно было поверить, но он действительно ждал меня. Я вошел в просторный холл лечебного корпуса, изобилием кадушек с фикусами и пальмами похожий на зимний сад. Посреди холла на кожаном диване удобно расположился сухощавый пожилой мужчина с густой шевелюрой седых волос и глубокими коричневыми залысинами. На нем были белые легкие брюки и желтая футболка, что делало его похожим на стандартного курортника. Мэр заметно похудел и постарел. Увидев меня, он барским жестом поманил меня к себе и убавил звук в телевизоре.

– Коньяк принес? – вместо приветствия спросил мэр, показывая пальцем место на диване, куда я должен был сесть.

Я растерянно пожал плечами, а потом отрицательно покрутил головой:

– Нет. Только апельсины. Да и те отобрали на проходной. Сказали, что продукты нельзя.

– Эх ты! – с укором произнес мэр, придирчиво оглядывая меня с ног до головы. – А еще частный детектив! Ладно, пойдем в палату, а то здесь столько подслушивающих микрофонов, что я их давлю ногами, как клопов!

Мы зашли в палату, больше напоминающую двухкомнатный гостиничный номер. Мэр знаком показал мне, чтобы я плотнее закрыл за собой дверь и соблюдал тишину, а сам открыл створку книжного шкафа, пошарил рукой за строем книг и достал оттуда медицинскую колбу с прозрачной жидкостью. Открыл резиновую пробку, налил по чуть-чуть в стаканы и кивком головы призвал меня к действиям.

Мы выпили. Чистый спирт ожег мне горло, на глазах выступили слезы. Я поискал затуманенным взглядом какой-нибудь сосуд с водой, но увидел только аквамариновую виноградинку, которую заботливо протянул мне мэр.

– Где я тебя видел? – спросил он.

– На приеме, – сиплым голосом ответил я, гоняя виноградинку во рту. – Когда вручали ценные подарки.

– Чем отличился?

– Банда убийц в воинской части…

– Все! Дальше не продолжай, помню! – кивнул мэр и разлил еще по одной. Я подумал, что если попрошу воды, то в одночасье утрачу уважение к себе. Мэр выпил, на некоторое время замер, прислушиваясь к внутренним ощущениям, и поставил стакан на подоконник. – Они нарочно упрятали меня сюда, чтобы я не стоял на пути у Сиченя. Якобы нашли у меня какую-то болезнь. Я с пяти раз название не запомнил. Эндотереско… Нет! Эндери… Или энтерероскопиру… Тьфу! Язык поломаешь!