Меня вырвало недавним завтраком и какой-то тягучей гадостью. Желудок рвался наружу, не вмещаясь в горло, отчего было больно.

– Держи. Водичка. И салфетки, – прибавил он, обходя меня с другой стороны, чтоб не запачкаться.

– Дурак. Я сейчас умру.

– Ты только что это сделала.

Сраженная шоком, молчала случайная дворничиха. Чирикали воробьи. Меня разобрала икота.

– Финита. Отчаливаем. Скоро тут будет слишком многолюдно.

– Увези меня отсюда. Я тут с ума сойду.

Одобрение Коловорота выразилось в поднятии одной, левой брови.

– Меня теперь тут ничего не держит.

– С мамой попрощаться не желаешь?

– Хватит, напрощались. – Злоба вырвалась наружу в виде разбитой чашки.

Специально раскокала. С удовольствием. От души. Вдребезги.

– Умничка. Так ее, заразу. Только осколки аккуратно убери, не порежься.

– И не подумаю. Тебе надо, ты и убирай. Ты слишком много о себе мнишь. Думаешь, все просчитал? Сломал все, а теперь мне заново начинать надо.

Пронзительный взгляд пригвоздил меня на месте, словно булавка бабочку. Ишь ты, как мы умеем смотреть. Хищник поганый. Думает, испугаюсь.

– У тебя укропина между зубами застряла, – брезгливо отметила я.

Как и ожидалось, Коловорот выключил прицел зрачков.

– Шуточки шутим? Вещи собрала?

– Какие? У меня почти ничего нет.

– Вот видишь, как приятно иметь со мной дело. Я заранее обо всем позаботился. Одежды хватит. Хотя там, куда мы едем, есть магазин.

Забегая вперед, уточню – соврал. Магазина там не было в помине. Там были автолавки. Правая и левая. Правая – монополия районных властей. А левая – партизанская, в которой на свой страх и риск торговали более порядочные люди более приличными продуктами. Воспетое Коловоротом сельпо размещалось в соседней деревне. Самое главное вранье Коловорота – ни в одном оазисе снабжения не оказалось «вещей». Мужские носки и чудовищные женские трусы – не в счет.

– Я уже отдал все нужные распоряжения. Раз тебя здесь ничего не греет – в путь.

На секунду мне захотелось хоть издали посмотреть на свои похороны. Бросить последний взгляд на свой дом.

Шоссе приняло нас доброжелательно. Никто никого не подрезал, гаишникам не было до нас дела. Даже погода была словно под заказ – переменная облачность, позволяющая не уставать глазам.

– Так, слушай сюда. Первое время живешь в деревне, неподалеку от города. Потом, когда я за тобой приеду, обоснуешься в квартире. Не фонтан, но жить можно. Когда обстоятельства позволят, я буду тебя навещать. Денег выдам…

В инструктаже возникла заминка. Я довольно хмыкнула, подзадоривая на щедрость.

– Двадцать тысяч в месяц тебе хватит? – Похоже, Коловорот слабо представлял потребительскую корзину молодой селянки.

– Продешевить боишься? – понимающе успокоила я. – Не парься. Прибавь пять тыщ на колготки – и будет то, что надо.

– Мне не жалко. Но если ты не будешь ничего делать, а только жрать, то возникнет угроза тотального ожирения.

– Это на такую сумму-то? Ты сколько в ресторане за обед оставляешь?

– Там ресторанов не будет, – отбивался Коловорот, косвенно признавая мою правоту. – Значит, договорились?

– Когда в кабаке поужинаешь, посмотри на счет и вспомни обо мне, – веселилась я.

Действительно, дурак. Мама пятнадцатью в месяц прекрасно обходилась. Почти на троих.

Я поморщилась, раздраженная непрошенными воспоминаниями.

– Милый мой спонсор. – Я игриво погладила Коловорота по джинсовой коленке. – Ты даже не представляешь, как ты меня облагодетельствовал. Сколько молодых девочек просто запрыгают от восторга при такой щедрости. Правда. Ты знаешь, какие сейчас зарплаты у молодого специалиста? Гроши. А тут еще и жилье в виде приложения.

Коловороту мои поглаживания показались неуместными. Ободренная его неприязнью, я стала беззаботно рассматривать придорожные достопримечательности. Которых было удручающе немного. Федеральная трасса, а вдоль нее сплошная бедность. Вся Ленобласть оказалась скучной.

Потом стало интереснее.

Мне понравилось гигантское сооружение.

– Элеватор, – пояснил Коловорот.

Запомнилась деревня, в которой дома оказались покрыты древней черепицей. Развалившиеся, со сползшими крышами, они вызывали уважение своей запущенностью.

Часто вдоль шоссе сидели продавцы. На табуретах белели трехлитровые банки, в которых вместо молока красовалась бумага. Рядом с банками – кучки грибов. Кроме них торговали огурцами, картошкой, ягодами и медом. На длинных шестах висели пыльные веники. Кое-кто выставил на продажу полоски бумаги.

– Чеки. – Коловороту было понятно, а мне – нет.

К моему сожалению, через Новгород мы не поехали. Переезжая по мосту через широкую реку, я успела увидеть церквушку на далеком холме. Почти на горизонте.

Жаль.

Потом все деревни сменились сплошным лесом. В котором оказались дощатые витрины с шеренгами разноцветных тарелок. Дикий вид торговли.

– Останови!

Машина изящно причалила у ближайшего торговца. Этот оказался богаче остальных. У него был выстроен небольшой тесный барак. Правда, вместо продавца внутри обнаружилась стеснительная старушка.

– Ни фига себе керамика! – обрадовался Коловорот при виде полки, уставленной глазированными мужскими гениталиями.

– Она по делам отпросилась. А я тут ни при чем, – лепетала бабушка, отворачиваясь от «срама».

Посуда там тоже была. Издали представлявшаяся такой заманчивой, при ближайшем рассмотрении она оказалась скучной и обыденной. Рядом с магазином развевались на ветру аляповатые полотенца, под ними гнездились меховые игрушки гигантских размеров.

– Что тебе понравилось? – спросил Коловорот, приобнимая меня за плечи.

– Вот это.

– Действительно? Может, лучше выбрать что поинтереснее? Хотя я понимаю, с твоей манией бить посуду надо иметь под рукой целый сервиз.

Шесть синих бокалов для чая. Мое приданое.

– И вот этот чайник, пожалуйста.

От полотенца я отказалась категорически. Плавали – знаем. Такие линючие – жуть.

Отправились дальше. Внезапно начались горы. Не острые, а сглаженные, но все равно очень большие. Дорога взлетала вверх, и с ее верхней точки можно было видеть далекий волнистый горизонт.

– Скоро приедем. Ты есть хочешь?

Выудив из пакета бананы, он положил мне их на колени. Я взяла два и, очистив, предложила один ему.