– Не волнуйся, не противоречат. Хотя и могут тебе показаться несколько устаревшими, пуританскими. Например, условие первое: мне надо наведаться в банное отделение пейчеры. Ибо «не пристало возложиться в ложе к деве, не смыв с себя грязь прожитого дня!»

– Хм! Я только «за»!

– Второй закон: вся близость должна происходить лишь в полной темени, «…дабы не смущать влюблённых непривычным для них бесстыдством».

– Да ладно, пусть будет так! – легко соглашалась девица. – Хотя ты в темноте многое потеряешь…

– Ну и третий закон: «…первые три ночи дева не имеет права поворачиваться к мужчине ликом своим, лежать только на боку и позволять ублажать себя только со спины».

На это моё заявление, сделанное нудным речитативом, Эмма попыталась возмутиться:

– Что за ерунда?! Никто нас не видит, а если понадобится, то подтвержу твоим родственникам, что лежала к тебе задом.

– Увы, милая! Закон есть закон. Так что если ты не согласна…

– Согласна! Согласна! Иди уже скорее мойся.

– Есть ещё один закон, нарушая который ты становишься изгоем нашего рода. Нельзя в течение трёх дней признаваться в состоявшейся между нами близости.

– Я и сама собираюсь молчать до определённого момента. А он намечен мной дней через пять. И вообще!.. Больше ничего не хочу слышать! Иди, не томи!..

Что я и сделал, не подбирая с пола свою одежду, а взяв только большое полотенце. И демонстративно убрал перед уходом освещение.

В коридоре я первым делом проинструктировал чётко Второго. Попутно влив в него искру эрги’са чуть ли не тройной величины. Затем бегом бросился в комнату Феофана и порадовал его уникальными, исключительными для него инструкциями. Парень, конечно, чуть с ума от счастья не сошёл, но всё-таки частичка разума в его башке осталась, и он засомневался в моей, мягко говоря, искренности. Пришлось выкладываться по максимуму, используя свой дар красноречия, подкреплённый хромающим на обе ноги гипнозом:

– Клянусь, что так и было! Я ей сразу сказал, что моё сердце занято другой. Но и она мне кое в чём призналась. Вот и получилось, что два человека понравились друг другу. Но некоторые суровые законы сближения не позволяют Эмме просто вот так взять и наброситься в течение трёх первых ночей на понравившегося мужчину. Только спиной, только делая вид, что она ни при чём. Ну и только после помывки. На, бери, голову накрой полотенцем, чтобы если увидит принцесса тебя в дверях, никаких сомнений не было, что условие ты выполнил. Давай, дружище! Удачи тебе! И счастья!..

Дождавшись, пока управляющий нашего рода скроется в комнате, я с минуту стоял под дверью, ожидая чего угодно и шепча, словно мантру по поводу счастья: «Парень-то хороший! Пусть у него всё получится!..что я задумал…»

«Полёт нормальный! – ликовал я уже через три минуты, возвращаясь в комнату ребят и укладываясь в кровать Феофана. – Главное в этом деле – первая фрикция. А уж дальше мой незаменимый помощник серпанс проследит. Уф! Теперь можно и поспать… Даже не верится, что ничего не случится…»

Минут пять вслушивался настороженно в полную тишь, а потом выпал из действительности.

Разбудил меня в указанное время всё тот же бессменный часовой. Я ещё и с кровати не встал, как его чип оказался у меня в ладони и последовал доклад:

«До начала завтрака – сорок минут. Объект «А» ещё спит крепким навеянным сном. Объект «Б» – проснулся и намерен опять вступить в интимную близость с объектом «А»…»

«Останови его немедленно! – скомандовал я. – И сталкивай с кровати! Я сейчас подойду…»

Оказавшись в своей комнате, зашипел на раскрасневшегося Феофана, сидящего на полу:

– С ума сошёл?! Хочешь нарушить всё таинство законов её рода?!

– Да нет… Но…

– Пошёл вон отсюда! Мы с ней обязаны делать вид, что до сих пор находимся в помолвке. Пошёл, пошёл!..

– Но… ты её не тронешь? – мямлил художник в должности управляющего.

– Я ведь сам свёл вас для счастья! – укорил я его. – Так что всё будет в лучшем виде. Беги, пока тебя никто не увидел.

Когда тот ушёл, я тщательно оделся и начал издалека, окриками будить Эмму. Она очнулась ото сна слишком нервно, в каком-то плохом настроении, и немедля озвучила претензии:

– Ты меня поражаешь. Мало того что вчера в полминуты уложился, так ещё и меня так обнял, что я шевельнуться не могла. Так и уснули оба… Не ожидала от тебя такого детского отношения.

– Ничего не поделаешь, закон есть закон. И если не нравится, ищи себе для постельных забав кого иного.

– Всё равно не верю, что тебе за шестьдесят. В таком возрасте так быстро не кончают!

Пришлось с ней разговаривать ультимативно:

– Тсс! Веди себя пристойно и не забывай про четвёртый закон: никто не должен догадаться о нашей состоявшейся близости.

– Ну, это понятно, – ворчала красавица, как можно соблазнительнее вставая с кровати и начиная одеваться. – Даже если бы не клялась, всё равно бы молчала. Потому что похвастаться-то нечем…

Кое-как вытолкал девицу в её комнату, свою закрыл на ключ и под звон колокольчика, зазывающего на завтрак, пошёл будить родителей. При этом озадаченно мотал головой и размышлял словами известного водевиля:

«Без женщин жить нельзя на свете, нет! М-да!.. Но как же трудно порой бывает с некоторыми личностями… – вспомнил Дно, своё временное многожёнство и вздохнул совсем горестно. – А если этих личностей ещё и много, то…»

Завтрак ознаменовался тем, что Феофан опоздал, но явился с десятком роз. По одному цветку подарил девушкам, которые нас обслуживали. Три – моей матери, заверив при этом, что портрет следовало рисовать не вчера, а сегодня, так как натурщица выглядит гораздо лучше именно этим утром. Ну и пять самых лучших роз вручил принцессе княжеского рода Гентлиц.

– С какой стати? – скривила та свои капризные губки.

– О! Сегодня у меня семейный праздник, во время которого положено чтить всех женщин, – туманно отвечал парень, поедая красавицу пылким взором. – И я как никогда счастлив, потому что…

Пришлось посредством Второго чувствительно ткнуть разговорившемуся балаболу под рёбра, а когда никто не видел, ещё и строго помахать указательным пальцем. Помогло. Он ведь до сих пор не ведал о существовании серпанса, а потому не сомневался, что я его поддел на расстоянии магией. До конца завтрака наш управляющий сидел ниже травы тише воды.

Потом, правда, что-то попытался бубнить принцессе о желании нарисовать её портрет, но его живо прибрал к рукам мой отец. Павел Сергеевич если уж имеет перед собой поставленную задачу, то и себе спуску не даст, и никому волынить не позволит. Феофану ещё много предстояло бегать по кузням, а не заниматься изобразительным искусством. И он наверняка пожалел, что согласился на такую престижную, но ужасно хлопотную должность управляющего.