Смеясь, Платон склонился над ним и ехидно произнес:

– Ты что-то сказал? Я, увы, не расслышал. Это поможет тебе говорить отчетливее!

Он снова ударил Славко ногой, в этот раз по лицу. Хрустнула кость, Крещинский с брезгливостью посмотрел на сапог, заляпанный кровью.

– Есть желание еще что-то сказать, цареубийца? Ты уже не можешь больше говорить? Какая жалость, Славко! Кстати, сообщу тебе приятную весть – твоя любимая жена Полина легла под меня. Она подписала бумагу о том, что ты, Славко, был шпионом и врагом. Полина разводится с тобой, идиот. Ты сдохнешь, а она станет моей женой! И теперь не ты, а я каждую ночь буду трахать ее. Ты это запомнил? А твой сынок будет называть именно меня папой.

Славко пошевелился. Он попытался подняться, но не смог. Платон пнул его ногой и произнес:

– Передаю тебе слова твоей Полины. Она просила обязательно сказать тебе: Славко, ты мне больше не нужен, я презираю тебя. Ты разрушил мою жизнь. Я очень рада тому, что стану женой Платоши. Я его люблю!

– Врешь... – прошептал Славко. – Ты врешь, гнида...

Платон, рассвирепев, начал бить лежащего перед ним Славко ногами. Затем остановился и крикнул:

– Полина стала моей, ты это слышал? Что, уже сдох или еще нет? Ну, это поправимо!

Он наставил на Славко «браунинг» и спустил курок. Раздался одинокий выстрел. Трбоевич легко дернулся.

– Сдох, идиот, – сказал Платон, засовывая пистолет в карман. Он вышел из камеры и сказал охраннику: – Подследственный покончил жизнь самоубийством, повесился на батарее. Это понятно?

– Так точно, товарищ заместитель генерального прокурора! – отчеканил охранник.

– Уберите тело и вымойте камеру, а то там кровищи много, – глядя на свой сапог, произнес Крещинский.

– Так точно, товарищ заместитель генерального прокурора, – монотонно повторил охранник.

Полина выбежала из здания прокуратуры. Слезы текли по щекам, хотя она и приказала себе не плакать. Славко мертв, она ощутила это так отчетливо и ясно, как будто сама держала его за руку и слышала его последний вздох.

Теряя, мы обретаем! Что за глупая фраза! Полина бесцельно бродила по московским улочкам и переулкам. Она знала, что жить осталось совсем немного. Платон наверняка сдержит свое слово, и сегодня ночью ее заберут.

Она оказалась около парадно освещенного здания Концертного зала имени Чайковского. Кумачовая растяжка гласила: «Бенефис Максимилиана Триссарди».

Макс! Как же она могла забыть об этом! Он приехал в Москву. Полина бросилась в фойе, но представление уже подходило к концу.

Полина, ежась на февральском морозце, стала дожидаться окончания концерта. Макс Триссарди, он ведь когда-то обещал ей помочь. И, похоже, этот момент настал!

Славко мертв, Славко мертв, Славко мертв... теперь некому защитить ее и Володю. Единственный человек, которого она любила, умер. Она знает это наверняка.

Наконец нарядно одетая публика начала покидать концертный зал. Переминаясь с ноги на ногу, Полина стояла и ждала. Но кого она ждет? Если Макса, то он наверняка покинет здание через служебный вход!

Она обогнула здание, проникла во двор, где стояло несколько черных автомобилей. Прошло пятнадцать или двадцать минут. Двери раскрылись, появилось несколько человек.

– Великолепно, маэстро, это просто великолепно! – твердил кто-то на плохом немецком. – Публика была в восхищении! Москва покорена вашим талантом, маэстро!

Полина прислонилась к стене, холод вонзался в ее спину мириадами тонких иголок. Дверцы автомобиля услужливо распахнули, и тут Полина увидела Макса.

За прошедшие десять лет он практически не изменился – все тот же стройный молодой человек с длинными светлыми волосами, только морщины стали резче, а взгляд – печальным. На плечи Триссарди была накинута богатая купеческая шуба. Вслед за ним несли корзины с цветами.

– Макс! – Полина бросилась к нему. Люди, окружавшие его, оттолкнули Полину.

– Ох уж эти поклонницы, – произнес кто-то. – И даже сюда добираются!

– Макс! – закричала изо всех сил Полина. – Разве ты не узнал меня? Это же я, Полина!

Макс, который к тому времени уже был в автомобиле, резво выскочил обратно на улицу, шуба сползла с его плеч: он был в черном фраке.

– Полина! – сказал он в удивлении. – Пропустите ее немедленно!

Он обнял Полину. Она произнесла:

– Макс, помоги мне, прошу тебя! Они охотятся за мной и моим сыном! И ты – единственный человек, к которому я могу обратиться!

Свита Макса зашумела, несколько человек, явно представители НКВД, засуетились, один из них быстро исчез, видимо, побежал докладывать начальству о непредвиденном происшествии.

– Конечно, я помогу тебе, – сказал Макс. Он увлек Полину в салон автомобиля.

– Маэстро, – попытался возразить кто-то, но Макс захлопнул дверь и велел водителю ехать в гостиницу.

– Полина, я страшно рад видеть тебя, – произнес Триссарди. – Я часто думаю о тебе, вспоминая то, как ты помогла мне и Андре. Но каким образом ты оказалась в Москве?

– Сейчас это неважно, – перебила его Полина. – Макс, нам придется изменить маршрут. Сначала мы заедем ко мне домой. Мне надо забрать сына.

Триссарди предпочел не задавать лишних вопросов, он приказал водителю ехать по адресу, который сообщила ему Полина. Когда они оказались около ее дома, она взлетела по лестнице, отомкнула дверь – Володя встречал ее в прихожей.

– Мамочка, – сказал он, кидаясь к Полине. – Я думал, что ты больше не придешь. Телефон звонит не переставая, но я не брал трубку.

Аппарат в самом деле разрывался, трезвоня. Полина схватила свой паспорт, свидетельство о рождении Володи, кинула в сумку кое-какие вещи.

– Володя, мы уезжаем, – сказала она. – Одевайся как можно быстрее, нас ждет автомобиль.

Через три минуты они покинули квартиру. Когда Полина оказалась внизу, наперерез ей кинулся вахтер.

– Полина Львовна! – заорал он. – Стойте!

Полина с Володей юркнули в автомобиль, где их ждал ничего не понимающий Макс.

– А теперь мы едем в гостиницу, – произнесла Полина. – Володя, познакомься, это Макс.

Триссарди шумно вздохнул:

– Ах, Полина, у тебя уже такой большой малыш, а мы с Андре только мечтаем о ребенке. Но в нашем положении, как ты сама понимаешь, это вряд ли возможно. Хотя из меня получился бы отличный отец!

Они подъехали к гостинице «Москва», первой пролетарской гостинице на тысячу мест, гордости столицы, возведенной пару лет назад по личному распоряжению товарища Сталина и проекту, им же и утвержденному. Теперь и Страна Советов могла принимать гостей по высшему разряду, не хуже, чем прочие метрополии мира.