даже обрадовалась старому знакомому: если он убьет ее – эти мучения закончатся, она больше не услышит этих дьявольских, невыносимых воплей…

Ее мучитель, однако, совсем не испугался.

Ну да – он ведь незнаком с Левой… он не чувствовал еще исходящий от него запах смерти!

Еще раз взглянув на экран, этот ненормальный, называющий себя ученым, подошел к Миле и вставил ей в уши такие же прокладки-беруши, как себе.

– Ты мне еще понадобишься, – проговорил он вполголоса, как бы поясняя свои действия.

А потом Мила уже ничего не слышала – ее мучитель вдавил беруши глубже.

Затем он отступил на прежнее место и снова поднес к губам череп.

Лева толкнул дверь и вошел в комнату.

Она была здесь. Та девка, за которой он долго охотился, которая ухитрялась так долго уходить от него, так долго водить его за нос… а когда он уже настиг ее – она отключила его какой-то вонючей гадостью из баллончика!

Он до сих пор чувствовал жжение в глазах, до сих пор ему было тяжело дышать, то и дело на него нападали приступы кашля. И кожа на лице почти сошла от ожогов, и голое мясо сочилось сукровицей и ужасно болело. Но гораздо сильнее боли было пережитое им унижение.

Какая-то никчемная девка смогла переиграть его! Его!

Лева был о себе высокого мнения. Он считал себя ангелом смерти. Даже не так – Ангелом Смерти. Эти слова нужно писать с большой буквы. И писать их нужно непременно кровью.

Как-то судьба занесла его в Юго-Восточную Азию, и он побывал в храме какого-то восточного божества. Это была богиня смерти. На шее у нее висело ожерелье из человеческих черепов, в шести руках – кривые острые кинжалы, изо рта торчали клыки, с которых капала кровь…

Но самым страшным был ее взгляд. Ледяной, равнодушный, беспощадный взгляд самой смерти.

Так вот, у Левы от природы был такой же взгляд, как у той богини.

И эта наглая девка посмела вырубить его дурацким баллончиком, как мелкого уличного хулигана!

Сейчас она сидела в кресле, связанная по рукам и ногам, так что на этот раз она никуда от него не денется. Правда, перед ней кривлялся какой-то ботаник, жалкий доходяга – но он не представлял для Левы никакой опасности. В руках у этого ботаника была дурацкая игрушка, отполированный череп.

Лева вспомнил, что его наниматели, братья Ованесовы, послали ему сообщение, в котором отозвали заказ, велели не убивать эту суку – но плевать на братьев, он не может простить ей оскорбление. Он – Ангел Смерти, и он принесет ей смерть. А братьям скажет, что слишком поздно прочел их сообщение. Но перед этим он выпытает у девки, куда она дела деньги. Она скажет, все они говорят, если поработать как следует…

– Привет! – сказал Лева, устремив свой фирменный взгляд на связанную девицу. – Ну все, сука, отбегалась! Готовься к смерти… на этот раз ты от меня не ускользнешь!

Потом он на всякий случай повернулся к ботанику и, скрипнув зубами, процедил:

– А ты… только попробуй сделать резкое движение! Тут же отрежу голову!

Ботаник не сделал резких движений, он только как-то странно взглянул на Леву. Очень странно – в его взгляде не было страха, в нем было только любопытство. Как будто перед ним был не Ангел Смерти, а подопытный кролик.

Этот взгляд не понравился Леве, и он решил убить ботаника, прежде чем займется девкой. Он уже шагнул к нему…

Но ботаник глубоко вдохнул и подул в череп. И Лева услышал страшный, невыносимый вой. Он услышал вопли, какие, должно быть, издают грешники в аду.

У Левы, у этого Ангела Смерти, волосы встали дыбом от ужаса. Он хотел было разделаться с ботаником, убить его – но руки не слушались, они тряслись и дергались в ужасной пляске, а вопли, вылетавшие из черепа, становились все громче, все ужаснее, все пронзительнее…

А потом они перешли в немыслимый, невыносимый визг. Леве показалось, что в его уши вонзилось раскаленное сверло, через уши оно проникло в мозг – и все кончилось.

Лева упал на пол, не подавая признаков жизни.

Несмотря на затычки в ушах, Мила услышала вопли, издаваемые «свистком смерти». Конечно, они были не в пример тише, чем раньше, но все равно по ее телу пробежала мучительная судорога, сердце заныло. А Лева, у которого не было такой защиты, упал на пол, забился в судорогах и наконец затих. На этот раз – навсегда.

Мужчина с черепом в руках посмотрел на него без особого интереса и что-то проговорил, но Мила не услышала его слов.

Он вспомнил о затычках, усмехнулся и вынул их. Шагнул к Миле, видимо, хотел и у нее вынуть беруши – но на полпути остановился, снова взглянув на экран телевизора.

Мила тоже взглянула туда и увидела, что по огороду идут два человека – мужчина и женщина.

По внешнему виду мужчины сразу было понятно, что это – полицейский, даже точнее – мент. Не самый удачливый, не самый карьерный, но упорный и настойчивый.

А женщина рядом с ним…

Крупная, полная жизни, с яркими, выразительными глазами и пышными, от природы вьющимися волосами, она сразу, с первого взгляда вызывала симпатию.

У кого угодно – только не у мужчины с черепом в руках.

Этот снова что-то сказал (Мила ничего не расслышала, но по выражению лица поняла, что полицейских не ждет ничего хорошего). Потом он снова вставил в уши затычки, поднес череп к губам…

А полицейские разделились: мужчина скользнул к двери, женщина подошла к окну, заглянула в него.

Мила повернулась к окну, при этом держала голову так, чтобы похититель не видел ее губ. Она встретилась взглядом с женщиной и проговорила, отчетливо шевеля губами:

– Уши! Заткни уши!

– Ты уверена, что это тот самый дом? – с сомнением проговорил Петя, пробираясь по заросшему бурьяном огороду. – Какой-то он неухоженный. А ты говорила – тетка дыни разводит. Где – вот в этой развалюхе?

Он показал на старый сарай с прохудившейся крышей, за ним виднелись остатки парника.

– Здесь явно кто-то есть. – Дуся показала на свежие следы автомобильных шин и мешок с мусором, валявшийся у крыльца. – Пока не проверим, не узнаем. Я загляну в окно, а ты иди к двери…

Они так и сделали.

Дуся подошла к окну, встала на цыпочки, заглянула…

Посреди комнаты в старом кресле сидела связанная женщина, напротив нее стоял мужчина с черепом в руках. Этого мужчину Дуся узнала, хотя