и отдыху.

Весьма одобрительный отзыв генерала окрылил наших бойцов и командиров, и мы дали слово подготовить Дворец для возвращающихся из эвакуации пионеров. Таковы были наши обязанности – обязанности новосёлов. А что же дворец предоставлял нам? То, что для участников ансамбля, пожалуй, было дороже еды и сна, – возможность жить единой семьёй и репетировать, совершенствоваться в любимом искусстве.

Запечатлеть бы то памятное утро – немощный старик-кладовщик, наперечёт знающий свою музыкальную кладовую, биографию и свойства каждого инструмента, недоуменно всматривается в неожиданных посетителей!..

Как бережно, любовно хранил он скрипки, кларнеты, контрабасы в футлярах, духовые инструменты.

– Хранил… А дворец пустует… Дети эвакуированы. Война… Для кого я всё это берегу? Кому я всё это отдам? Передать бы тем, в чьих руках эти трубы, саксофоны, скрипки снова запоют о радости и счастье, – с горечью говорил нам этот старожил.

И вот в его кладовую нерешительно входят девушки. Кладовщик пристально всматривается в их лица, а они его словно не замечают, разглядывают инструменты. Тишина… Что-то в их глазах старика подкупило. Он отдёргивает портьеры.

– У меня здесь есть несколько саксофонов, – вдруг говорит он, – попробуйте вот этот… Хороший тромбон, – погладил он сверкающий металл, хотел что-то прибавить и закашлялся.

– Замечательная скрипка, – вдруг сказала Таня Корелкова. Угадав, что протянутая к ней рука – рука скрипачки, старик передал ей инструмент и прибавил: – Чудесная скрипка!

…День за днём оживал замороженный Дворец пионеров. С раннего утра слышались в нём весёлые голоса девушек. Они лазали под потолок чинить электропроводку, опускались в подвал ремонтировать паровое отопление, разгружали машины с дровами и углём, перетаскивали рояли, пианино, мебель, готовили дворец к зимнему сезону.

Вечерами картина неузнаваемо менялась – лопаты, топоры, молотки, плоскогубцы убирались в кладовые, добела отмывались лица и руки, и вместо печников или маляров мы видели столь же усердных трубачей, саксофонов, танцовщиц, певиц.

Двойная нагрузка, которую несли бойцы Отдельной мед-санроты ансамбля МПВО Ленинграда, воспринимались как естественная: бойцы были счастливы служить Родине как воины-защитники Ленинграда и как проводники советского искусства.

В этот период резко сократились налёты авиации, зато усилились артиллерийские обстрелы оживлённых перекрёстков и трамвайных остановок. Зачастую, возвращаясь пешком в казарму после выступления, мы попадали в зону обстрела. В кромешной тьме, стараясь не наступать на оборванные и спутанные трамвайные провода, лежавшие на асфальте, мы с трудом передвигались по грудам битого кирпича, стекла, по искореженным рельсам. Шли отдельными группами, рассредоточившись.

И никто не знал, какая участь постигла остальных. Ночной поверки ждали с нетерпением и страшились её. И сколько было радости, когда собиралась вся рота!

Мне приходит на память рассказ неунывающей Зои Чупат, которой было поручено вместе с её напарницей Женей доставить для нашего ансамбля театральные костюмы из прокатной мастерской Кировского театра:

– Костюмы? С ними – прямо кино! Выстояли мы с Женькой в костюмерной в длиннющей очереди, получили – чин-чинарём. Так… Несём мешок вдвоём. Трамваи не ходят… Милиционер: «Все в бомбоубежище! Вы что, обалдели? Не видите, какой обстрел?!» А Женька возьми и брякни ему: «Наш пострел чихал на обстрел!» – Он на нас: «Сейчас патруль вызову, мигом отправлю!»

Тут ка-а-ак звезданёт – всё вверх тормашками!.. Очнулась, ничего понять не могу… Лежу в стекле, известке… Где Женька? Нет её! Смотрю – она… на другой стороне. Мешок еле отыскали!.. Ну и смеху было!..

Ученицы 5-го класса Зина Петрова и Тоня Смирнова на новогодней ёлке во Дворце пионеров. 1944 год

В блокадном городе новогодние ёлки посетили около 50 тысяч детей

Дворец пионеров. 31 декабря 1943 года

Ёлочный базар в блокадном Ленинграде. Кончается год 1943-й, впереди – год 1944-й. Через месяц будет снята блокада!

Новогодние репортажи из блокадного детства

Николай Ударов

Три новогодья лет блокадных

Три новогодья выпали из жизни

Почти для всех в блокадную пургу.

Так как же нам теперь

         собраться вызнать,

где Новый год прошёл

           назло врагу?

С обозом ли

             по тропам партизанским?..

Как молния —

            по радиоволне?..

Дорогой жизни

           мандаринов радость

переправляя нашей ребятне?..

С газетой вместе?..

            С письмецом заветным?..

С надеждой,

    что не знает рубежей?..

С душевным словом,

        что быстрее света

роднить умело

          судьбы и людей?..

В землянках – тост.

      В жилищах – голос радио.

В пути – мгновенья памяти живой.

Хоть чем-то мы с тобой

       себя порадуем,

в блокаду вмерзший город над Невой!

Причин у нас отчаиваться нету.

Пусть нет улыбок,

      но не видно слёз!

Гляди —

   опять, как в довоенном детстве,

вступает в город

      русский Дед Мороз!

Новогодний подарок 1942 года

Свет на несколько часов

был включён под Новогодье.

Бедам – двери на засов.

Пусть уйдут и не приходят!

Неужели год назад

мы встречали звон курантов,

и сиял весь Ленинград

новогоднею гирляндой?..

А сейчас в блокадной мгле

глянем жадно друг на друга.

Старше мы на сколько лет?

Вмиг ответить очень трудно!

Постареть сумели так,

что и радость нам не в радость.

Только в том, что лютый враг

не сразил всех ленинградцев,

что не может шаг вперед

сделать из своих укрытий…

Свет погас, но свет придёт.

Он спасёт как победитель!

Смело глянь на яркий свет —

даже пусть взор обожжёт он!

Скорость света!

                   Скорость лет!

Свет уютный,

                светло-жёлтый.

Если вам сейчас невмочь,

души скованны блокадой,

вспоминайте эту ночь

в новогоднем Ленинграде,

год, когда сорок второй

к нам Дорогой жизни прибыл,

свет принёс нам на порог,

а врагам принёс погибель.

Хоть немного станет легче

от блокадных этих снов.

Подарите свет сердечный

хоть на несколько часов!

Как ёлка метель одолела

Плывёт новогодняя ёлка

в