в бок. Бровь приподнята, в глазах не то вопрос, не то упрёк. А хороша, зараза… Немного долговязая, но красивая.

— О… привет, Наташ…

— Ну, — строго начинает она. — И как это понимать?

— Ты про что? — удивляюсь я, хотя догадываюсь, конечно, в общих чертах…

— Про что? — повторяет она. — Правда что ли? Ты типа не знаешь, о чём речь, да?

Типа знаю.

— Наташ, в женщине, конечно, должна быть загадка, но не могла бы ты пояснить? Извини, кстати, я ухожу, видишь, обутый уже. Очень был бы рад, пригласить домой, но может… мы пройдёмся пока?

Она недовольно качает головой.

— Да больно надо было! Не хочешь, как…

Говоря это, она разворачивается и двигает к лестнице. Я тут же выскакиваю, захлопываю дверь и ловлю её за локоть.

— Ты чего сердитая такая? Мне в милицию надо, туда опаздывать нельзя.

— В милицию? — вмиг забывает она о капризах, и в глазах вспыхивают любопытные огоньки.

— Ага. Да, там ничего интересного, я нашёл человека э-э-э… раненного. Ну, и теперь вот дёргают.

— Раненного? Как это?

— Ну, ножом мужика пырнули.

— Да ты что! А где? А он выжил? А ты прям само нападение видел?

Ох, вот я, похоже, разбудил её духа любопытства. Мы выходим из подъезда, и я рассказываю ей лайтовую, максимально сокращённую, версию происшествия. Без подробностей и взаимосвязей.

Она шагает рядом со мной, заглядывая на ходу в глаза и засыпая кучей вопросов. Мы шпарим по Красноармейской. Летят машины, грузовики и автобусы. Солнце припекает, пахнет бензином и соляркой. Лето в разгаре.

— Ну, а вчера-то что с тобой случилось? — спрашивает она, когда мы разделываемся с историей про Боцмана. — Почему ты не приехал к Игорю?

— Да знаешь, — пожимаю я плечами, — подумал и решил, что это как-то стрёмно. Какого хрена, я должен с ним тусоваться? Домой к нему приезжать? Сама подумай.

— Ну, хотя бы с того, — поджимает она губы, — что я тебя ждала. Ты же мне пообещал, а сам не приехал. Как-то не по-мужски, тебе так не кажется?

— Серьёзно? — удивляюсь я. — Ты серьёзно меня ждала?

— Ну… — чуть смущается она. — А что такого? Мы же с тобой договорились. Ты пообещал, а сам… А сам вообще исчез. Сказал, что пойдёшь домой, да только дома тебя до поздней ночи не было.

— Да что ты за шпионка, такая⁈ — смеюсь я. — Откуда ты узнала, что меня дома не было?

— Мне Вика сказала, ей мама твоя звонила после двенадцати уже.

— Ну, у вас прям мафия. А вы сами-то во сколько вернулись?

— Вике отец разрешает только до одиннадцати гулять. Вот к одиннадцати и вернулись.

— А тебе?

— Что? — не понимает она.

— Тебе отец до какого времени разрешает гулять?

— Ну, тоже до одиннадцати. И тебе, судя по всему, да? Так куда ты делся вчера?

— Да… — рассказывать про дискач мне не хочется. — Встретил Миху и с ним немного поболтался.

— Что⁈ — она останавливается, как вкопанная. — Ну всё, Костров! Всё, предатель! Забирай свои игрушки и не писай в мой горшок!

— Ты чего, Наташ?

— Чего⁈ — мечет она громы и молнии. — Ты с ним на дискотеку ходил!

— Почему ты так решила?

— Почему? Потому что я не дура и отлично знаю, куда Миха вчера ходил! Ну, ты и гад, Костров! Почему меня-то не взял? Я бы тоже с вами пошла!

Пошла бы, верю, но мы туда, вообще-то, не танцевать ходили, а тебя пришлось бы охранять весь вечер от различных хищников, рыскающих в поисках женской плоти. А быть этой самой плотью тебе пока что рановато. С третьекурсницами из медучилища тебе пока конкурировать сложно, хоть ты и красотка.

— Наташ…

— Нет! Даже не оправдывайся! Знать тебя не желаю! Как там было-то? Классно? Расскажи!

— Слушай… Ну, в общем, я не любитель таких тусовок. Сдуру увязался за пацанами. Они меня уболтали.

— Уболтали! — кивает она, нахмурившись. — Ну-ну. Заставили! Насильно, ещё скажи, затащили.

— Наташ, ну и там хорошим девочкам вроде тебя делать нечего, поверь.

— А с чего это ты взял, что я хорошая девочка? — вздёргивает она бровь, и в её взгляде проскакивает что-то… дикое, первобытное, варварское, будто она говорит, что устроила бы мне такое, по сравнению с чем медичка Надя оказалась бы бледной тенью.

Я улыбаюсь:

— Ну, мне нравится думать, что ты хорошая девочка. Ладно, мы пришли уже.

— Тебя подождать? — спрашивает она. — Хороший мальчик.

— Слушай, я не знаю, сколько это времени займёт. В прошлый раз час ждал, прежде чем мной займутся. Что ты здесь целый час будешь делать?

— Ну, ладно, — дёргает она головой. — Тогда я пойду. Приходи к… Вике потом. Я у неё буду.

— Хорошо, — киваю я.

— Не вздумай соврать, ты понял? — свирепо заявляет она.

Нет, я не пойму, я за кем ухлёстываю, за тобой или за Викой? Или вы там уже всё распределили?

Дяди Вити не оказывается на месте.

— А когда он вернётся? — спрашиваю я дежурного.

— Он мне не докладывает, — резко отвечает тот и теряет ко мне интерес.

— Кто? — спрашивает молодой лейтенант, зашедший вслед за мной. — Шерстнёв что ли? Да он вон, в блинную пошёл. Я его только что видел. На Красноармейской.

— Чё, серьёзно? — ржёт дежурный. — В блинную? Сейчас вернётся, надо будет его под**бнуть. Он же говорил, что это дыра, куда приличному человеку ходить впадлу.

— Так он десять раз оглянулся, проверил, что его никто не видит, — смеётся лейтёха.

— А ты как его запеленговал?

— Я в троллейбусе был. Там на светофоре, как раз стоял. Он у меня, как на ладони был.

— Ну, Шерстнёв, — ржёт дежурный. — Это залёт!

Дальше я не слушаю и, выскочив на улицу, иду в блинную. Она здесь неподалёку, через несколько домов, в полуподвале хрущовки, с отдельным входом с улицы. Так даже и