замолчать, я, наоборот, повысил голос:

— Твоя беда вовсе не в руках, Робин, черт тебя побери! И не в тугом луке! Она в твоей слабой душонке, парень! Пока жизнь стелилась тебе под ноги ровной дорожкой, ты шел себе да посвистывал, но как только начались ухабы…

— Заткнись!

— …ты споткнулся на первом из них, упал и не захотел потрудиться, чтобы встать!

— Заткнись!!!!!

— Уже заткнулся, пропади ты пропадом! Думаешь, мне нравится слушать твое нытье? Оставайся здесь и рыдай над своей несчастливой судьбой хоть до самого Судного дня! — я припечатал лук к груди Локсли. — Может, тебе посчастливится упиться до смерти раньше, чем ты снова попадешь в руки старого Губерта. Потому что больше я не стану вытаскивать тебя из тюрьмы!

Развернувшись, я быстро пошел по тропе обратно. В пылу спора мы совсем не обращали внимания, куда нас несет, и теперь, дойдя до поворота, я обернулся, чтобы определить, в которой стороне находится просека «Кровь и порезы»…

В тот же миг на мой затылок обрушился удар, и взорвавшаяся в голове огненная боль почти сразу сменилась глухой темнотой.

Сперва я почувствовал, как в мой череп вбивают раскаленный железный штырь, потом до меня донесся далекий крик, а уж потом нахлынули все прочие впечатления… Самым главным из которых было то, что я стою на коленях, меня держат за шиворот, не давая рухнуть лицом вниз, а к моему горлу прижимается холодное лезвие ножа.

Еще миг — и красный жаркий туман разорвался у меня перед глазами, словно раздернули занавес, и я увидел серое небо над верхушками деревьев… засыпанную желтыми листьями тропинку… и стоящего возле кустов терновника Робина Гуда с луком в руках.

Локсли застыл там, где я его оставил, ярдах в двадцати отсюда, но мне казалось, что он то приближается, то удаляется, то вдруг начинает расплываться, как акварель по мокрой бумаге… Прищурившись, я чуть мотнул головой, чтобы справиться с капризами зрения.

— Не дергайся, ублюдок! — нож сильнее врезался мне в кадык, боль от пореза отчасти прочистила мои затуманенные мозги.

Скосив глаза на руку, сжимающую нож, я узнал рукав отороченной рысьим мехом котты и понял, что влип по самые уши. Все же стоило разобраться с этими типами еще в «Весельчаке»…

— Отпустите его! — крикнул Робин.

Он держал стрелу на тетиве, но тетива не была натянута, и, когда мое зрение полностью вошло в фокус, я заметил, как дрожат его руки.

— Брось лук, калека! — грянул в ответ громкий голос над моей немилосердно гудящей головой. — Брось оружие, волчара, или мы перережем горло твоему дружку!

— Если вы это сделаете, вам обоим — конец! — яростно отозвался Локсли.

Ловец, который меня держал, засмеялся:

— Хвастай, хвастай! Все знают, что теперь ты не можешь попасть даже камнем в стену сарая! Так что бросай лук и топай сюда, парень! Ты стоишь на своих двоих только потому, что нам не больно-то охота тащить тебя в Ноттингем на загривке. Но будешь ерепениться — покалечим тебе ноги в придачу к рукам!

— Пристрели их, Робин! — прохрипел я.

— Давай, стреляй! — заржал второй, молчавший до сих пор, ублюдок. — Любопытственно будет глянуть, куда ты попадешь!

Нож исчез, но вцепившаяся в волосы рука рванула мою голову назад.

— Пристрели их!!! — взвыл я. — Ну!!!

Удар локтем — а потом, если повезет… Меч из моих ножен пропал, но можно было попытаться завладеть оружием того охотника за «волчьими головами», который сопел мне прямо в затылок… Нет. Наделать глупостей я всегда успею, только глупости, как и меткая стрельба, всегда были привилегией Робина Гуда…

Новый рывок за волосы был таким свирепым, что я не удержался от вскрика.

— В последний раз говорю, волчара, — топай сюда, не то мы отрежем ему оба уха!

— Робин!! — взревел я. — Стре…

Локсли выстрелил дважды так быстро, что я едва успел заметить, когда он выдернул из колчана вторую стрелу.

— …ляй!..

Пятерня на моих волосах разжалась, раздался дикий вопль, но надо мной просвистела третья стрела, и крик оборвался.

Я не стал оборачиваться. Сзади царила полная тишина, поэтому я просто прилег на бок и начал ждать, когда стремительно крутящийся по суживающейся спирали мир угомонится.

— Джон, ты живой?!

— Мгм…

Слегка дрожащие руки помогли мне сесть.

Кружение прекратилось, я осторожно ощупал затылок и ничуть не удивился огромной шишке и слипшимся от крови волосам. Потом оглянулся на тех, кому повезло сегодня меньше, чем мне.

Один бородач валялся на боку, в его теле торчали две стрелы — одна в груди, вторая в левом плече. Его подельщик лежал на спине, все еще сжимая в руке лук, обиженно пялясь в осеннее низкое небо. «Серый гусь» впился в его горло под подбородком, его собственная стрела так и осталась на луке.

Порядком бледный Локсли отпустил мои плечи и принялся массировать свои.

Стараясь не делать резких движений, я встал, поднял меч, вернул его в ножны и перебрался под большой ясень у края тропинки. Спустя несколько минут ко мне присоединился Робин, забравший с трупов все, что стоило забрать, в том числе солидных размеров флягу в ивовой оплетке.

Локсли вытащил зубами пробку, понюхал горлышко, плеснул жидкость на откромсанную от камизы ближайшего бородача тряпку и протянул мне. Я промокнул сначала порез на шее, потом — ссадину на затылке и тихо выругался. Японский городовой, это было куда больнее, чем сам удар! Однако после первого же глотка из трофейной фляги мне стало ясно — сия влага предназначалась для наружного применения, никак не для внутреннего.

И все же мы с Локсли некоторое время по очереди прихлебывали кошмарное яблочное вино, сидя под деревом и глядя на валяющиеся на тропинке трупы.

— Неплохие выстрелы, — наконец сказал я.

— К дьяволу в задницу такие выстрелы, — проворчал Робин. — С тридцати шагов можно было бы влепить этим олухам по стреле в каждый глаз!

— А по мне, так все вышло неплохо. Вряд ли я когда-нибудь научусь так стрелять.

— Ты слишком дергаешь кистью, когда отпускаешь тетиву. Сколько раз тебе говорить — тетива должна как будто перерезать пальцы…

— Чем все время бубнить одно и то же, лучше взял бы да показал.

— Я показывал тебе столько же раз, сколько объяснял!

— Ха! По-твоему, я могу разглядеть, как муха в полете машет крыльями?..

— Ладно, в следующий раз выстрелю так медленно, что ты захрапишь, прежде чем я пущу стрелу.

— Договорились.

Я протянул Локсли флягу, но тот отрицательно помотал головой. Тогда я сам сделал глоток, надеясь выбить клин клином. Когда желудок прожигает такая дрянь, становится уже не