Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ваня…
– Лан, ты сама не понимаешь, что ты творишь. Почему ты пришла к Шохину, а не ко мне?
Она нервно сглотнула. Комок в груди начал потихоньку рассасываться, когда поняла, что он не об отцовстве. Пока ещё нет.
– Я не хотела тебя вмешивать.
– А его захотела! Мужика, с двумя маленькими детьми!..
– Тише!
– Ну что «тише»?!
Она привалилась спиной к стене. Они стояли в полутёмном простенке, близко-близко, и смотрели друг на друга.
– Вот поэтому я и не пришла к тебе. Знала, что ты пойдёшь напролом. А Костя… всё сделал с холодной головой.
Иван потёр лицо ладонью.
– Я только сегодня узнал. Все всё знают, а я узнал последним!
– Я не хотела, чтобы ты в этом участвовал.
– Почему?
– Потому что тебе нельзя. – Он смотрел на неё в упор. Лана повела плечами. – Ты мой бывший муж, всё слишком очевидно. – Лана закусила губу, они немного помолчали, после чего она тихо позвала: – Вань. – Сизых моргнул от неожиданности. А Лана окончательно раскисла. – Меня посадят в тюрьму? Если он докажет, что это я всё подстроила, меня арестуют?
Иван подобного вопроса, а уж тем более тона не ожидал, оттолкнулся от стены, отступил на пару шагов, и возмутился:
– С ума-то не сходи. Никто тебя никуда не посадит! – Он прошёлся по кухне, устало потёр шею ладонью. – Завтра с Харламовым встретимся, всё дотошно обговорим. Я уверен, что он найдёт выход.
– Соня здесь всего два дня, а сегодня уже пришли из опеки. Проверять, какая я мать! А вчера эти… – Она головой покачала. – Я не отдам её. Соня ему даже не нужна. Слава хочет отправить её в закрытую школу в Англии.
– Зачем?
– Потому что так принято! Потому что этого хотела моя свекровь. Потому что он идеальный отец, который хочет для ребёнка самого лучшего. А я… неадекватная особа, которая разрушила семью, сбежала от него в провинцию и подло умыкнула ребёнка.
– А ты от него сбежала?
Вопрос повис между ними, Лана молчала довольно долго, признаваться было неприятно, особенно, бывшему мужу, особенно Ване, но, в итоге, она призналась:
– Я перестала удовлетворять его потребности и пожелания. Я вышла в тираж. Ему захотелось новой жизни, новых впечатлений… кажется, он влюбился. Я стала не нужна. – Иван молчал, и Лана, чтобы сгладить собственную неловкость, поспешила добавить: – А Соня – это другое. Соня – это долгосрочное вложение.
– Она не вложение.
– Ваня, ты не понимаешь…
– По-моему, это ты уже ничего не понимаешь. Если он борется за вложение, у него нет шансов. И пока ты будешь оспаривать его право на это самое вложение, у тебя тоже шансов ноль целых ноль десятых. Ты должна объяснить всем, что твоему ребёнку лучше с матерью, а не с отцом. Пусть он говорит о вложениях.
Ваня разозлился. Лана наблюдала за ним, старалась делать это украдкой, а Сизых кружил по кухне и заметно злился. После чего остановился, призадумался о чём-то, наконец, выдохнул. Широкой ладонью сгрёб с подоконника пачку сигарет.
– Сегодня переночуете здесь. Неизвестно, кто ещё решит посетить твой дом. Кстати, твоя подруга в доме?
– Фрося уехала. Мы проводили её утром.
Иван притормозил в дверях.
– Фрося? Кто-то ещё даёт детям такие имена?
Лана слабо улыбнулась.
– Она его сама себе дала. Ты на самом деле её не узнал?
– А должен был?
– Она певица. Афродита. Её песни по всем каналам и радиостанциям крутят.
Иван в задумчивости хмыкнул. Потом головой качнул.
– Я не слушаю радио. И телевизор почти не смотрю. Но особа странная, – добавил он напоследок. – Судя по шухеру у неё на голове.
– Зато человек хороший, – сказала ему Лана.
Иван кивнул.
– Пусть будет так. Я покурю на крыльце.
Это было очень странно, находиться в этом доме, а уж тем более готовить ужин, снова на кухне Тамары Константиновны. Среди её любимых вещей, посуды. А, если совсем честно, то Лана давно отвыкла от готовки. Очень долго ей не приходилось стоять у плиты. Обычно она согласовывала меню на неделю, организовывала деловые ужины и банкеты, контролировала закупку продуктов, но самостоятельно не готовила очень давно. В последние две недели ей пришлось вспоминать и восстанавливать утерянные навыки. Да и то не считала, что у неё хорошо выходит. Вот и этим вечером получилось нечто сомнительное, и Лана лишь развела руками, когда дочь и хозяин дома взглянули на неё вопросительно и недоумённо.
– Ты разучилась жарить картошку?
Соня попробовала кусочек, после чего задумчиво проговорила:
– Жареная картошка – это вредно. Да, мам?
– Скажи это дяде Ване. Он не в курсе.
Соня глянула на Сизыха огромными, невинными глазами.
– От неё толстеют.
– Серьёзно? – Иван хмыкнул, кинул на Лану красноречивый взгляд. – А я-то думаю, чего твоей маме не хватает.
Лана качнула головой, не желая комментировать это заявление, а вот Соня заинтересовалась, и тоже на мать взглянула, изучающе. Переспросила:
– Чего?
– Примерно пяти килограмм, в виде жареной картошки, – не стал скрывать Иван.
– Ваня, перестань, – негромко и с намёком попросила его Лана.
А Соня рассмеялась.
– Мама не бывает толстой!
– А худой?
– Она не худая! Она стройная!
– Это так называется?
– Дядя Ваня, ты смешной.
Это было странно слышать в таком небрежном тоне от женщины, пусть и столь малого возраста. Иван глянул на Лану, та казалась несколько смущённой. Сизых хмыкнул и принялся за картошку, не зная, что ответить.
– Соня, нельзя так разговаривать с взрослыми, – попыталась донести до дочери Лана. Не считала, что та вела себя невежливо или строптиво, но Ваня, судя по всему, пребывал в смятении от речей Сони.
Девочка неожиданно смутилась, уткнулась взглядом в тарелку и даже голову опустила. Негромко проговорила:
– Извините.
Иван сдвинул брови, решил заверить:
– Я не обиделся. Извиняться ни к чему. – А когда Соня доела и отпросилась из-за стола, у Ланы поинтересовался: – Она часто так извиняется?
Лана поднялась, убрала со стола грязные тарелки.
– Она воспитанная девочка.
– Кажется, чересчур.
Она обернулась на него через плечо.
– Это комплимент?
Иван откинулся на стуле, пожал плечами. Неожиданно почувствовал неудовольствие.