– Милорд, – произнес он после минутного размышления, – нам ведь неизвестно в точности, что поджог совершили они и что они виноваты в случившихся мелких кражах. Может быть, мне стоит съездить к ним и поговорить? Я не хочу устраивать неприятности, которых можно избежать.

Бекуорт кивнул:

– Я ценю ваше предложение, милорд. Я не терплю воров и лжецов, но не могу осуждать этих злосчастных чертей, когда они пытаются накормить свои семьи. Как я уже говорил, именно это племя живет здесь последнюю пару лет и, кроме немногих мелких краж, ничем плохим себя не запятнало.

* * *

Возвратись во второй половине дня домой и узнав, что леди Диана и Элизабет не покидали своих комнат, Джулиан поспешил встретиться с Маркусом и Нелл. Он кратко рассказал им о том, что выяснил после встречи с Бекуортом и цыганами. Как оказалось, цыгане провели весь день на ярмарке около деревни Лимпстоун – выехали туда перед рассветом и вернулись затемно, так что никто из табора не мог быть у Вдовьего домика.

Нелл с любопытством посмотрела на Маркуса:

– Выходит, это не они. Тогда кто?

– Будем выяснять, – сказал Джулиан.

На следующий день погода вновь испортилась, и февраль перетек в март, не изменив серую краску небес и влажность воздуха. Работа во Вдовьем домике продолжалась, но с постройкой сгоревшей кухни ничего нельзя было поделать, пока шли дожди. Погода также препятствовала Джулиану и Маркусу в их поисках темниц из снов Нелл. Хотя один выдавшийся солнечным день они посвятили исследованию древней норманнской башни. Однако если там когда-то и была темница, каменные стены башни давно обвалились и уничтожили все ее следы.

Однажды утром в середине марта Нелл посмотрела в окно на мелкий дождичек и вздохнула:

– Чем же мы займемся сегодня? Присоединимся к дамам? Проведем инспекцию запасов постельного белья? Поштопаем? Вместе с Дибблем перечтем серебро? Почитаем? Задергаем слуг?

Она выглянула в окно. О, как бы ей хотелось отправиться на верховую прогулку или на длинную пешую! Да, даже в такой день, как сегодня. Она так устала от зимы.

Но хоть она скучала и томилась взаперти, Нелл черпала утешение в том, что новых кошмаров не было. Энн Барнс похоронили, и ее семья стала тихо горевать. Местные жители доверчиво приняли историю о падении со скал, и, кроме сожалений о такой печальной и бессмысленной смерти, никаких иных разговоров не последовало.

Доставленная тем днем почта еще больше испортила настроение Нелл. Отец написал, что его визит задерживается: он упал с лошади и, черт ее побери, сломал ногу. Так что раньше лета он в Уиндем-Мэнор не приедет. Нелл старалась убедить себя, что это ее не расстроило, но, конечно, это было не так. Она была ужасно расстроена. Ужасно.

Она очень скучала по своей семье. Она привязалась к леди Диане и Элизабет... и Маркусу... Нелл улыбнулась: Маркус был настоящим другом и обаятельным собеседником. А что касалось Джулиана... ее пульс сразу участился – она любила его больше жизни, и если бы не присутствие Кэтрин в его сердце, была бы вполне довольна своей участью.

Уголки ее рта грустно опустились. Какая же она трусиха! Поскольку муж отталкивал ее всякий раз, когда она заговаривала о Кэтрин, она перестала пытаться заставить Джулиана рассказать о покойной жене и сразу отступала. Она дошла до того, что ей было не важно – ну, не очень важно, – что Джулиан ее не любит. Она всего лишь хотела, чтобы он перестал любить Кэтрин!

Как всегда, в тот момент как мысли ее обращались к Кэтрин, Нелл вышла из своих комнат и направилась в галерею. Там она мрачно уставилась на очередной букет душистых полураспустившихся алых роз, подняла глаза на прелестное личико изображенной на портрете женщины и, вздохнув, поплелась назад.

Несколько раз невольным свидетелем этих посещений был Маркус. Он поставил себе задачей понять, были ли визиты Нелл к портрету Кэтрин случайностью или чем-то, что она делала постоянно. Тайно проследив за ней и в этот раз, Маркус обнаружил, что это вошло у нее в привычку, которую он счел определенно нездоровой. Первым его поползновением было рассказать Джулиану о странной одержимости его жены портретом Кэтрин. Однако он колебался, не зная, как это воспримет кузен. Вообще, вмешиваться в отношения мужа и жены, сплетничать о них друг другу было для любого здравомыслящего человека весьма неприятным. Не в силах понять одержимость Нелл первой женой Джулиана, Маркус решил все-таки поговорить с Джулианом.

Было в этой ситуации что-то нездоровое. Маркус задумался, почему Джулиан не положил ей конец. А вдруг он ничего не знает о завороженности Нелл его первой женой? И вообще, какого дьявола Джулиан преподносил цветы женщине, давно мертвой и похороненной? Женщине, превратившей его жизнь в сущий ад?

Поздним вечером после того, как дамы покинули столовую, оставив Джулиана и Маркуса за портвейном, Маркус не смог долее держать язык за зубами. Они с Джулианом удобно откинулись на стульях у стола со стаканами портвейна, и тут Маркус осмелился и сказал без обиняков:

– Я не хочу лезть не в свое дело, но почему ты велишь каждый день ставить огромный букет свежесрезанных цветов у портрета Кэтрин?

Джулиан дернулся, как от удара кинжалом.

– О чем ты, черт возьми?

Маркус удивленно выгнул бровь.

– Ты не приказывал ставить там цветы?

– Впервые об этом слышу, – нахмурясь, рявкнул Джулиан. – Господи Боже! Она умерла давным-давно... почему я должен делать такую чертову глупость?

– Возможно, из чувства вины? Или потому, что ты все еще любишь ее? Чтишь ее память?

Никогда раньше Маркус не испытывал страха перед Джулианом, но в эту минуту он напрягся в ожидании удара, потому что Джулиан вскочил с кресла и с яростным видом буквально навис над ним.

С трудом цедя слова сквозь стиснутые зубы, Джулиан произнес:

– Как ты прекрасно знаешь, к тому времени как она умерла, между мной и Кэтрин не осталось ничего, что стоило бы чтить.

Бросив растерянного Маркуса в столовой, Джулиан выбежал в коридор. Маркус, опомнившись, следовал за ним по пятам. Джулиан, перешагивая через две ступеньки, мчался в галерею.

В галерее было темно, но Джулиан зажег канделябр и направился к портрету Кэтрин. Там он потрясенно уставился на розы. Бутоны распускались, наполняя воздух божественным ароматом.

Еле сдержав проклятие, Джулиан нащупал шнур звонка и дернул его так сильно, что Маркус испугался, не вырвет ли он его из стены. Бросив на кузена свирепый взгляд, Джулиан произнес:

– Я никогда не приказывал ставить здесь эти проклятые цветы и сейчас намерен разобраться, кто это сделал!

Диббль явился две минуты спустя с видом озадаченным и тревожным. Звон призвавшего его колокольчика был, мягко говоря, нервным.

– Милорд, что-нибудь не так?