в дурных компаниях. Пришел мой любимый на побывку, я к нему бегом прибежала, а он на меня не смотрит, не разговаривает. А тут, как на грех, купальская ночь. Принялись, как обычно, парни и девки играть, суженых выбирать. Выбрала его та завистница. Убежал он за ней в лес, а вернулись они лишь поутру.

Зинаида судорожно вздохнула, украдкой вытирая набежавшую слезинку. Эге, время-то лечит, да осадок остается.

— Это уж после соседи и родные за меня горой встали, оправдали. Он каялся, плакал, в ногах у меня валялся — просил прощения за все. Простила я его. Да только та разлучница беременной оказалась, а Матвей никогда бы ребенка своего не бросил. Женился на ней. Сын у него родился. Он потом в другую деревню уехал жить с семьей, подальше отсюда. Говорят, всегда мужем верным и заботливым был, жену свою ни разу ни в чем не упрекнул, потому что лишь свою вину признавал. Только любить ведь не заставишь. До сих пор, если встречаемся, такая у него тоска в глазах, такая мука. А я с тех пор купальскую ночь никогда не праздную.

Зинаида вздохнула, потянулась за бутылкой и горько усмехнулась:

— Так что, Катерина, не надо всех мужиков одной гребенкой чесать. Молода ты еще, и все у тебя будет, уж поверь.

Разошлись по кроватям мы далеко за полночь, прикончив бутылку, а вместе с нею и изрядную часть припасов из холодильника — откровенные разговоры и вишневая наливка поспособствовали аппетиту у нас обеих. На полный желудок и с затуманенной головой я уснула, как убитая.

Утром вступить в новый день показалось непосильной задачей. Но и возвращаться в сон тоже не хотелось. Мне приснилась свадьба Данилы и Дианы, на которой я исполняла роль подружки невесты. Что характерно, об этом одолжении меня попросил жених, и моей дополнительной обязанностью было следить, чтобы невеста не заметила, как он флиртует с симпатичными гостьями. Так что проснулась я совершенно измотанной душевно и не отдохнувшей физически.

Дома, какие бы перипетии не творились в моей жизни, всегда была работа, в которую можно было уйти с головой. Были родители, к которым можно было приехать за моральной поддержкой. А я умудрилась застрять в каком-то невообразимом параллельном мире, не имею ни малейшего понятия, как из него выбраться, и уже успела влюбиться, как никогда, и разочароваться, как всегда. И самое ужасное было в том, что несмотря на то, что больше я не питала ни малейших иллюзий относительно Данилы, я не могла выбросить его ни из головы, ни из сердца.

Лежать в кровати весь день мне не дадут, придется вставать. Я надела, что первым подвернулось под руку — какой-то очередной цветастый сарафан. Не глядя в зеркало, стянула волосы в хвост, и вдруг услышала тихий стук в дверь.

«Пришел!» — мелькнула шальная мысль. Сердце подпрыгнуло в груди, стукнулось о ребра и замерло. Ушиблось, наверное.

— Катя, ты уже встала? — послышался из-за двери Костин голос.

— Нет, — сердито ответила я, злясь на себя за то, что надеялась, что каким-то чудом это пришел Данила.

— Прости, но я все-таки войду, — произнес Костя, протискиваясь в дверь. — Мне очень нужно кое-что тебе сказать.

— Раз нужно, то говори, — я села на кровать. — Что-то случилось?

— Можно и так сказать, — парень с недоумением оглядывал мою недокомнату. — Слушай, а как ты здесь живешь? Купе в спальном вагоне и то больше.

— Нормально, мне нравится. Я довольно компактная, Шарик тоже не ирландский волкодав. — равнодушно хмыкнула я. — Но ты не ответил на мой вопрос. Есть важные новости, или ты вторгся ко мне только чтобы посмотреть, как я живу?

— В Заречье приехали цыгане, если говорить о новостях, — замялся Костя. Потом помолчал, и непривычно смущаясь, добавил, — Но, честно говоря, я пришел поговорить с тобой не об этом.

— О чем же? — с опаской поинтересовалась я. Костина загадочность начинала меня пугать.

— Я…я хочу, чтобы ты кое-что знала, — он сел рядом со мной, помолчал, а потом неожиданно взял меня за руки. — Знай, что я никому не позволю тебя обидеть.

Я непонимающе уставилась на него и на всякий случай попыталась отодвинуться на другой край кровати, но держал он крепко.

— Я бы ничего не стал тебе говорить, если бы не вся эта история с кузнецом. Не могу видеть, как он играет тобой. Даже собирался с ним лично пообщаться: то ли поговорить по душам, то ли морду набить. Только бабка Настя сказала, что он уехал в город на несколько дней, так что разборки откладываются.

— Костя, спасибо тебе большое, но я и сама могу разобраться, — наконец смогла выговорить и высвободиться я. — К тому же, тебе не кажется, что это касается только меня, и твое вмешательство несколько, как бы это сказать, бесцеремонно?

— Иными словами, я сую нос не в свое дело, — уточнил парень. — Еще как кажется, но я ничего не могу с собой поделать. Дело в том, что не знаю с какого момента и почему, но ты сама и все, что с тобой происходит, стало касаться меня лично, причем очень сильно. В этом нет никакой логики, это сбивает с толку, но каждый новый день для меня начинается с радостной мысли о том, что в мире есть ты.

Он остановился. Притормозил, слишком разогнавшись, чтобы не пересечь невидимую черту и не ступить на зыбкую почву непривычных для него чувств. Я потрясенно молчала, не решаясь даже поднять глаза. Он искоса взглянул на меня — верно, вид у меня был весьма ошарашенный — и рассмеялся, хотя смех вышел нервным.

— Катя, я не буду тебя грузить признаниями и тем более требовать от тебя чего-либо. Просто знай, что на меня ты можешь рассчитывать всегда и во всем.

— Костя, спасибо, — я безуспешно старалась подыскать слова и сдалась: — Я не знаю, что сказать.

— Да не надо ничего говорить, — Костя встал и попытался пройтись по комнате, сразу застрял и был вынужден снова присесть. — Если тебе что-нибудь будет нужно, я всегда буду рядом.

— Костя, только давай договоримся, что если мне что-нибудь будет нужно, я сама тебе об этом скажу, хорошо? И, пожалуйста, не надо устраивать разборки