– У меня уже была мысль подать заявление в вечернюю школу.

– Хороший план, Эмма.

– Ага, я снова стану школьницей! – рассмеялась я.

В душе у меня тогда появился какой-то свет, которого я не видела уже очень давно.

Однако сейчас ничего светлого я в себе не ощущаю. Кофе уже вовсю остывает, а я все пытаюсь рассказать Гарри все и в то же время ничего.

Я понимаю, что в какой-то момент она вспомнит про Элис Ирвинг – от этой связи с Говард-стрит нам никуда не деться.

– Слушай, а что там за история про малютку Элис? – спрашивает Гарри. – Помнишь, как мы любили сидеть у вас в садочке? В то последнее лето, прежде чем ты уехала к бабушке? У тебя были складные шезлонги, помнишь? Мы еще все время спорили, кому взять желтый.

– Мне кажется, что этот ребенок с Говард-стрит – мое дитя. Мне постоянно об этом снится.

Гарри вперивается в меня пристальным взглядом, а я пытаюсь придумать, что еще сказать.

– Это не так, Эмма, – медленно, точно малому ребенку, говорит она. – Это Элис Ирвинг. Это подтвердила полицейская экспертиза. Не надо такого говорить. Я понимаю, что эта история тебя глубоко расстроила, но, может, оно как-то связано с тем твоим абортом? И сейчас все чувства, что в тебе все это время тайно сидели, разом выплеснулись наружу? Это вообще совершенно нормально. Такое было ужасно пережить. А Полу ты говорила?

Я мотаю головой.

– Ну, наверное, стоит ему сказать. Он тебя по-настоящему любит, Эмма. Он поймет.

Я киваю.

– Только вот кончай распространяться, будто это твой ребенок. Люди перестанут тебе верить, если ты будешь им такое говорить. Договорились?

Я снова киваю. Она права. Я лучше затаюсь, пока они не выяснят все сами.

Суббота, 14 апреля 2012 года

Анджела

В супермаркете «Асда» было полно народу. Люди суматошно закидывали в тележки по несколько пакетов чипсов «Monster Munch» и вопили во всю глотку.

– Кайл, положи сейчас же! – заорала рядом женщина в футболке с эмблемой «Сайтгемптон Юнайтед», стоявшая позади нее в очереди в кассу, и Анджела даже опустила голову от ее крика.

– Прошу прощения, уважаемая, – сказала женщина. – Но этих маленьких паразитов все время приходится одергивать.

Анджела притворилась, будто что-то забыла взять, для вида порылась у себя в тележке и покинула очередь. Она поскорее вышла из супермаркета, села в машину и закрыла глаза, зажав ладонями уши. С тех пор, как нашлась Элис, у Анджелы появилась просто непереносимая чувствительность к шуму. Да и многое другое на самом деле теперь казалось нестерпимым. Она думала, ей станет легче, когда после стольких лет неизвестности она узнает наконец, где ее дитя, – однако ничего подобного не произошло. Это был лишь кусочек давно заброшенной мозаики – по-прежнему не было ни целой картины, ни каких-либо ответов и подсказок.

Анджела сидела, пока не пошел дождь. Тогда она завела наконец машину и поехала домой. Вскоре она влилась в общий дорожный поток и, замерзшая до костей, толком даже не заметила, как добралась до дома. Ник вышел забрать из багажника пакеты с продуктами, и только тут Анджела вспомнила, что бросила тележку в супермаркете.

– Извини, – сказала она, когда муж открыл дверцу, – я так ничего и не купила. Я там не выдержала. Все орут…

Он обхватил ее рукой и бережно повел домой, в тихое и безопасное место.

– Ничего, я попозже схожу. Дай мне свой список.

Анджела сидела, глядя в телевизор, но ничего там не видела. Ник смотрел спортивный канал, однако у нее в голове снова и снова всплывала Говард-стрит, взрытая грязь и трепыхающаяся на ветру полицейская лента.

– Никак лучше не становится, – сказала Анджела, когда Ник сел подле нее.

– С минуты на минуту приедет Луиза. Я ей звонил.

– Не следовало ей звонить. У нее своя собственная жизнь. Не может же она все время тут крутиться вокруг нас.

– Она сама хотела приехать. Она за тебя волнуется, как и все мы.

Луиза вошла в гостиную так осторожно, словно боялась ее разбудить, и Анджела сразу же переключилась в режим хлопотливой мамы, соскочив с кресла, чтобы поприветствовать дочку и предложить ей чаю.

– А может, сделать сэндвич? Ты уже ела, солнышко? Тебе надо как следует питаться.

Дочь крепко ее обхватила, не желая выпускать из объятий.

– Я в порядке, мам. Я уже совсем большая девочка, и меня больше не надо закармливать, – усмехнулась она. – А вот вопрос: сама-то ты хорошо питаешься? Папа говорит, ты всю еду оставляешь на тарелке.

– Да, как-то мало аппетита, – признала Анджела.

– Хотя, вообще-то, если бы мне готовил папа, я бы тоже потеряла аппетит, – пошутила Луиза, и обе рассмеялись. – Небось пюре с сосиской каждый вечер. Ничего, я привезла тебе гуманитарную помощь – кассероль с бараниной. Папа отнес ее на кухню.

– Спасибо, солнышко. Ты так о нас заботишься.

– Ерунда. Ты моя мама, и я тебя люблю. Только и всего.

Анджела сразу разрыдалась. Это простое проявление чувств только усилило в ней чувство потери.

«Ну, чего тебе не достаточно? Ты счастливая женщина, ты окружена любящими тебя людьми. У тебя двое замечательных детей», – мысленно внушала она себе.

Луиза между тем что-то говорила, и Анджела, вновь обратившись в слух, поняла, что та предлагает увезти ее куда-нибудь на недельку.

– Что ты, я не могу отсюда уехать. Мало ли что случится, и я понадоблюсь полиции, – возразила Анджела.

– У меня всегда с собой мобильник. Ты вовсе не обязана торчать здесь безвылазно. От этого тебе только нездоровится, мам.

– Нет, со мной все хорошо, – сказала Анджела, вытягивая из рукава платок, чтобы высморкать нос. – Я должна быть здесь. Ради Элис.

Лицо у Луизы напряглось.

– Мама, ты должна делать то, что лучше для тебя и для папы. И тебе надо от всего этого отдохнуть. Полицейские будут делать свою работу, а тебе следует позаботиться о себе. Ради меня и Пэдди. Элис уже нет, а мы – здесь, с тобою рядом. Неужели ты этого не понимаешь?

– Я и так здесь ради вас! – прикрикнула вдруг Анджела на дочь. Точно та женщина в «Асда».

В гостиную сразу вернулся Ник:

– Что у вас тут такое?

– Похоже, я лишь расстроила маму. Мне, наверное, не следовало приезжать. Мне очень жаль.

– Прости, детка, ты не виновата. Это все я, – сказала Анджела. – Я сейчас сама порой не соображаю, что говорю или делаю.

– Хочу снова показать ее врачу, – полушепотом сказал Ник Луизе. – Ей трудно это пережить.

Итак, снова по врачам. Доктор Ирнли, должно быть, уже пребывал в мире ином. Так что ее ждало разве что больше сочувственных похлопываний по плечу и больше ободряющих слов: «Держитесь, Анджела, все со временем пройдет».