– Стой, стой! – кричал Яровед. – Не убивай! Посмотри, волк ты угренский, вокруг посмотри!

Лютомер послушался и огляделся. Со стороны нижней Неручи на тропе появились вооруженные люди, причем по юным лицам большинства и по волчьим шкурам на плечах тех, кто постарше, Лютомер узнал бойников. Но не своих и не Хортославовых бойников чурославльской волости. Скорее всего, это бойники с Десны – еще бы, как же они могли остаться дома, когда сам князь идет воевать! И их насчитывалось около пяти десятков. Против восьми или девяти человек, оставшихся у него. Задние напирали, но передние не решались приближаться, хорошо видя блестящее железо клинка, прижатое к беззащитному горлу их бесчувственного князя.

– Эй, ты! Оставь его! Отойди, кому говорю! – крикнул какой-то молодой, повелительный, дрожащий от гнева и волнения голос.

От толпы бойников к нему шел молодой «отреченный волк», чем-то неуловимо похожий на Бранемера.

– А ну стой! – в свою очередь приказал Лютомер и вздернул голову Бранемера повыше, держа за ремень шлема. – Разбежался!

Дешнянский варга остановился. Видно было, что даже в таком угрожающем положении он привык скорее распоряжаться, чем принимать чьи-то распоряжения.

– Ты кто такой?

– Я-то кто? – Молодой упер руки в бока. – Я – варга Витимер, брат дешнянского князя Бранемера. А ты – я знаю кто! Отойди от моего брата! Если тронешь, от городишки твоего и следа не останется, а с тебя самого я шкуру живьем спущу, так и знай!

– Так твой брат тебе живым не нужен? – Лютомер усмехнулся, стараясь сделать это как можно гнуснее и гадостнее. – Молодец, парень, соображаешь! Я его сейчас зарежу, а ты князем дешнянским станешь. Все видели – ты за него бился, как Змей Горыныч, да не судьба! И престол твой, и честь без урона.

– Да как ты смеешь! – Витим в негодовании шагнул вперед, но Лютомер повернул нож, и блеск железа заставил княжича остановиться. – Отпусти его!

– Ты своей челяди приказывай. А меня просить надо. И повежливее. Я ведь и постарше тебя буду, и земля здесь моя.

– Дай я с ним поговорю, Витим. – Вперед вышел Яровед и отстранил молодого воеводу. – Не огрызайся, варга Лютомер. Зарежешь ты его, да и сам недолго проживешь. Лучше давай подобру-поздорову договоримся.

– А я разве против? – Лютомер повел плечом. – У меня товар, у вас купец. – Он хмыкнул. – Хотите своего князя живым получить – забирайте. Только пусть мне его брат поклянется, да и ты тоже слово дашь, что забираете вы свое войско и уходите, откуда пришли. И чтобы больше за волок – ни ногой.

– Никогда! – крикнул Витим. – Чтобы так уйти! Да он сам меня потом со свету сживет! Яровед, не соглашайся!

– Было бы кому сживать. – Лютомер опять усмехнулся. – Ты подумай, волхв, на то ты и мудрый человек. У меня ведь тоже не один Чурославль за спиной. Вот-вот подойдет войско, сестра моя поехала за ним. Не захотите добром уйти – и князя потеряете, и из войска ни один домой не вернется. Стоит оно того?

Говоря все это, он с замиранием сердца ждал, что вот-вот его перебьют и он узнает, что все уже случилось: Чурославль взят и разорен, войско с верховий подошло и разбито, сестра в плену… Нет, тогда бы ее уже ему показали. Или не успели привести?

Но Яровед и Витим молчали, только бойники у них за спинами негромко гудели: передние ряды напряженно прислушивались к переговорам, задние, которым было не слышно, переспрашивали, что там.

Соединенное войско угрян и вятичей двинулось вперед – прошло вдоль Рессы, свернуло на тропу волока, которая, проходя по водоразделу, выводила к Неручи. В обычное время здесь, между истоками двух рек, было довольно-таки топко, и боярин Благота много сил тратил на поддержание гати в рабочем состоянии, но сейчас все замерзло и двигаться можно было без особого труда. На неширокой тропе войско растянулось, мужчины каждого рода держались особой кучкой, одна родовая дружина топала за другой. Дальние родичи или соседи перекрикивались, подбадривая друг друга.

Их приближение для дешнян не стало неожиданностью, поскольку воеводы держали на тропе неусыпные дозоры. Забеспокоились птицы, пробежали со стороны Рессы два-три вспугнутых зайца – дозорные затрубили в рог, и из-за леса им ответил чужой рог – словно принимал вызов. Дешняне, спешно вылезая из шалашей и шатров, бросали ложки, оставляли на огне котлы с недоваренной кашей – поесть не дали, сволочи, перед битвой! Тем не менее воеводы успели поднять и собрать своих людей и даже выдвинули войско немного вперед – до луговины.

И как раз в это время из леса на другом краю луговины показались первые вражеские ряды.

Завидев врага, княжич Ярко, ехавший первым, взмахнул рукой, призывая дружину остановиться. Затрубил рог, но угряне его рога не знали, а что там впереди – не видели. Задние напирали на передних, раздались возгласы.

– Что там, что? Вороги? Пора уже?

Полностью готовый к бою, Ярко снова поднял руку и медленно двинулся вперед, призывая вождей противника к переговорам. Благота, как старший среди угрян, торопливо догонял его. Они вглядывались в бородатые лица дешнян и пытались узнать среди них Бранемера, но того, кажется, не было. Главные здесь, видимо, вот эти двое – оба уже в годах, лет сорока с лишним, но еще крепкие, один даже в шлеме и с боевым топором, второй в меховой шапке, зато с мечом. Вероятно, это Бранемеровы родичи и воеводы. А самого его действительно нет.

– Кто вы такие? – спросил Ярко, подъехав к дешнянам шагов на пятнадцать. Его собственная дружина уже приготовила луки и держала дешнян на прицеле, те сделали то же, но ни Ярко, ни дешнянские вожаки пока оружия не доставали. – Я – Ярогнев, сын оковского князя Рудомера. А кто вы?

– Далековато ты от Оки залетел, сокол, – отозвался Дубровец. – Что ты здесь потерял?

– А вы, я вижу, князя Бранемера потеряли и не найдете никак? – Ярко усмехнулся.

– Будет надо, мы вам и без князя наваляем по самое некуда, – отозвался Повада.

– Да уж вы наваляете! – отозвался Благота. – Что же вы творите, Витимеровичи? С войском на нашу землю пришли, наших данников разграбили. Или мы с вами не одного кривичского корня? Или не ходим все под рукой князя смоленского? Как же вы, все ряды забыв, на своих же братьев воевать идете?

– Нету больше смоленского князя никакого! – грубовато ответил Повада. – Да ты, Благота, со своего рыльца-то пушок очисти, а потом будешь нас попрекать, что-де род и племя забыли дешняне. Или с тобой не оковский княжич рядом? Что-то и вы не со смолянами теперь дружите и меды пьете, а с вятичами!

– Мало, что ли, мы с тобой медов выпили, Повада? Или плохо тебе наливали? – Благота с трудом мог увидеть врага в этом человеке, с которым они, бывало, не раз пировали вместе, в основном в Усть-Чиже во время Ладиных праздников, но иной раз и в Чурославле тоже.

– Вы первыми с вятичами дружбу завели, – обвиняюще сказал Дубровец. – Мы и не верили было, а теперь сами видим – правда. Вы с ними породниться хотите, а коли так, нам от вас ничего хорошего ждать не приходится. Или не так? Скажи ты, сокол ясный, – с какой такой радости ты Благоте воевать помогаешь? – обратился он к самому Ярко.