Существует множество других договоров между отдельными странами, следующих этой установке, а следующий этап, к которому мы подошли, представлял собой встречу держав в Брюсселе, если не ошибаюсь, в 1865 г. (на самом деле в 1874 г.; в проекте, разработанном Россией, предусматривались: подробная регламентация прав воюющих сторон в отношении друг друга и частных лиц; порядок сношений между воюющими сторонами; разрешение вопроса о репрессалиях; из-за разногласий между участниками конференции проект не был принят. – Пер.), созванную по инициативе царской России, чтобы выработать и принять соглашение по учрежденным принципам международного права. Основное положение, которое было необходимо выработать державам, заключалось в том, что с военнопленными следовало обращаться, как взявшая их в плен сторона обращается с собственными военнослужащими. Сэр, мне не удалось раздобыть полных копий Брюссельской декларации, однако я заметил кое-что важное. Статья 27 определяет: «Военнопленных следует обеспечивать провиантом и одеждой на том же основании, что и военнослужащих взявшей их в плен стороны», а статья 28 устанавливает: «Военнопленный будет являться объектом подчинения правилам и нормам войск захватившей его стороны», и, естественно, эти нормы и правила включают в себя процедуру военно-полевого суда; и еще, сэр, имеется положение (и это чрезвычайно важное положение, которое вновь появляется в Гаагской конвенции), относящееся к освобождению пленных под честное слово (точнее, под обязательство не участвовать в военных действиях. – Пер.) и снова взятых в плен с оружием в руках, которое определяет, что «они могут быть лишены прав военнопленного и предстать перед трибуналом», и, конечно, под «трибуналом» подразумевается суд, отличный от военно-полевого – такой, как ваш.

Сэр, у нас, юристов, имеется правовая норма, смысл которой в том, что там, где вами делается явное исключение, предполагается, что вы намерены ограничиться лишь этим исключением. Если вы заключаете соглашение и оговариваете, что это соглашение неприменимо в конкретных обстоятельствах, то здравый смысл подсказывает, что вы намерены исполнять его всегда, кроме именно этих конкретных обстоятельств. И конкретные обстоятельства, когда неприменимо право на обращение как с военнослужащими взявшей в плен стороны, – это как раз случай с нарушением честного слова. Разумеется, нарушение честного слова – это всего лишь одна разновидность военного преступления. Но тот факт, что лишь оно одно является исключением, показывает, что все прочие военные преступления, такие как стрельба в войска или стрельба во флаг, не входят в число исключений. Сэр, при осаде Севастополя во время Крымской войны мы судили русского майора, стрелявшего уже после пленения в пленивших его, и протоколы суда ясно показывают, что его судил военно-полевой суд. И это естественно, потому что мы не могли поступить иначе.

Теперь, если мне будет позволено, я сошлюсь на Гаагскую конвенцию, которую вы найдете в Военном уставе – который, надеюсь, у суда имеется, – на странице 370 (здесь и далее нумерация глав, разделов, статей и т. д. Гаагской 1907 г. и Женевской 1929 г. конвенций не всегда совпадает с оригинальными; видимо, потому, что Пэйджет ссылается на них так, как они включены в Устав. – Пер.). Здесь, в резолютивной (в оригинале – преамбула. – Пер.) части, изложены основные причины созыва Гаагской конференции:

«Принимая во внимание, что наряду с изысканием средств к сохранению мира и предупреждению вооруженных столкновений между народами надлежит равным образом иметь в виду и тот случай, когда придется прибегнуть к оружию в силу событий, устранение которых при всем старании оказалось бы невозможным;

желая и в этом крайнем случае служить делу человеколюбия и сообразоваться с постоянно развивающимися требованиями цивилизации;

признавая, что для сего надлежит подвергнуть пересмотру общие законы и обычаи войны как в целях более точного их определения, так и для того, чтобы ввести в них известные ограничения, которые, насколько возможно, смягчили бы их суровость;

признали необходимым восполнить и по некоторым пунктам сделать более точными труды Первой конференции мира, которая, воодушевляясь по примеру Брюссельской конференции 1874 г. этими началами мудрой и великодушной предусмотрительности, приняла постановления, имеющие предметом определить и установить обычаи сухопутной войны.

Постановления эти, внушенные желанием уменьшить бедствия войны, насколько позволят военные требования, предназначаются, согласно видам Высоких Договаривающихся Сторон, служить общим руководством для поведения воюющих в их отношениях друг к другу и к населению.

В настоящее время оказалось, однако, невозможным прийти к соглашению относительно постановлений, которые охватывали бы все возникающие на деле случаи.

С другой стороны, в намерения Высоких Договаривающихся Держав не могло входить, чтобы непредвиденные случаи, за отсутствием письменных постановлений, были предоставлены на произвольное усмотрение военноначальствующих.

Впредь до того времени, когда представится возможность издать более полный свод законов войны, Высокие Договаривающиеся Стороны считают уместным засвидетельствовать, что в случаях, не предусмотренных принятыми ими постановлениями, население и воюющие остаются под охраною и действием начал международного права, поскольку они вытекают из установившихся между образованными народами обычаев, из законов человечности и требований общественного сознания».

Здесь вы увидите, что державы собрались для того, чтобы сформулировать уже имеющиеся законы и обычаи войны, и ясно дали понять, что прежние законы и обычаи применимы в подобных случаях, поскольку они не изменились.

Теперь, сэр, обратимся к схожим положениям на странице 376, в статье 8 приложения к Конвенции, относящейся к военнопленным. Это в самом верху страницы 376 – если у меня то же издание, что и у суда: «Военнопленные подчиняются законам, уставам и распоряжениям, действующим в армии Государства, во власти коего они находятся. Всякое неповиновение с их стороны дает право на применение к ним необходимых мер строгости».

Теперь, сэр, вы наверняка обратили внимание, что уставы и распоряжения включают в себя право предстать перед военно-полевым судом, поскольку это право является частью правил и положений. Они находятся в статье 12: «Каждый военнопленный, отпущенный на честное слово и затем вновь взятый в действиях с оружием в руках против того Правительства, перед коим он обязался честью, или против союзников последнего, теряет права, предоставленные военнопленным, и может быть предан суду», что по-французски, на котором писалась конвенция, звучит как «et peut-etre traduit devant les Tribunaux» («и может предстать перед трибуналом» (фр.). – Пер.). Таким образом, становится ясно, что отказ в простом праве обращения как с военнопленным определен только в случае одного-единственного военного преступления – в случае нарушения честного слова. Любой другой военнопленный имеет право предстать перед судом согласно правилам и положениям взявшей его в плен армии.

Теперь, сэр, мне хотелось бы обратиться к Женевской конвенции, трактующей этот вопрос аналогичным образом. Это на странице 8 главы XIV, чуть повыше. Здесь у нас приложение 24, посвященное военнопленным. Это приложение взято из законов и обычаев сухопутной войны. Это в самом верху страницы 8. Сначала оно описывает то, что происходило, а затем продолжает: «Желая совершенствовать принципы, которые вдохновили международные Гаагские конвенции, особенно конвенцию, касающуюся законов и обычаев войны на земле и присоединенных к ней положений: постановили заключить с этой целью настоящее соглашение».