Вин покачала головой.

— Не сейчас. Ты говоришь, их молитва… ты и сам исповедуешь эту веру?

— Я исповедую все веры.

Вин нахмурилась.

— И что, они никогда не противоречат друг другу?

Сэйзед улыбнулся.

— О, противоречат, и очень часто! Просто я вижу истину, скрытую за всеми ними… и верю в то, что каждую религию необходимо помнить.

— Но как ты решаешь, какую именно молитву читать в определенный момент?

— Я просто вспоминаю ту, что кажется подходящей, — тихо ответил Сэйзед, окидывая взглядом страшную картину смерти.

— Кел, — позвал Доксон из глубины комнаты, — иди сюда, посмотри.

Кельсер направился туда, и Вин последовала за ним. Доксон стоял у двери, которая вела в длинную, похожую на коридор спальню. Вин заглянула внутрь, ожидая увидеть продолжение бойни.

Но в спальне оказался всего один труп, привязанный к стулу. В слабом свете Вин разглядела, что глаза у него выколоты. Кельсер некоторое время осматривал труп.

— Это тот самый человек, которому я передал руководство, — сказал он наконец.

— Да, это Милев, — подтвердила Вин. — А что с ним случилось?

— Его убивали медленно, — ответил Кельсер. — Посмотри, сколько крови на полу, как искалечены руки и ноги… Да, он долго кричал и сопротивлялся.

— Его пытали, — уточнил Доксон.

Вин похолодела и посмотрела на Кельсера.

— Не следует ли нам сменить базу? — спросил Хэм.

Кельсер медленно покачал головой.

— Когда Клабс приходил сюда, он отлично маскировался и даже скрывал свою хромоту. Он курильщик, и его профессия — заметать следы. Его не удастся найти, расспрашивая прохожих на улице. Нет, никто из шайки Милева не мог о нем рассказать… нам ничего не грозит.

Однако ни Кельсер, ни кто-либо другой ни словом не упомянул об очевидном. Ведь как-то же инквизитор отыскал эту берлогу…

Кельсер вернулся в общую комнату, отвел Доксона в сторону и тихо заговорил с ним о чем-то. Вин хотела подобраться поближе, но Сэйзед остановил ее, положив руку на плечо.

— Госпожа Вин, — неодобрительно произнес он, — если бы мастер Кельсер желал, чтобы мы слышали разговор, он вполне мог бы говорить достаточно громко.

Вин бросила на террисанина злой взгляд. Потом потянулась мыслью внутрь себя и воспламенила олово.

От внезапно усилившегося запаха крови она пошатнулась. Теперь она различала дыхание Сэйзеда. В комнате уже не было темно — наоборот, от ослепительного света двух фонарей у Вин заслезились глаза. Ей стало трудно дышать в тяжелом, застоявшемся воздухе.

Зато она отчетливо услышала голос Доксона:

— …пару раз ходили проверить, как ты и просил. Ты найдешь его через три улицы к западу от перекрестка Четырех Колодцев.

Кельсер кивнул.

— Хэм, — позвал он громко, заставив Вин подпрыгнуть на месте.

Сэйзед недовольно посмотрел на нее, качая головой.

«Он что-то знает об алломантии, — подумала Вин, правильно поняв выражение лица хранителя. — И догадался, что я сделала».

— Да, Кел? — откликнулся Хэм, выглядывая из задней комнаты.

— Забирай всех, и возвращайтесь в лавку, — приказал Кельсер. — И будьте осторожны.

— Будем, не сомневайся, — пообещал Хэм.

Вин жалобно посмотрела на Кельсера, но ей пришлось покинуть берлогу вместе с Сэйзедом и Доксоном.

«Надо было забрать экипаж, — думал Кельсер, недовольный тем, что приходится идти шагом. — Остальные вполне могли вернуться в лавку пешком».

Он бы с удовольствием воспламенил сталь и помчался гигантскими прыжками, вот только как при этом остаться незамеченным, если на улице день и толпа народа?

Кельсер поглубже надвинул шляпу. Гуляющий пешком вельможа никого не удивлял, особенно в деловом районе, где смешались удачливые скаа и неудачливые аристократы. Впрочем, и те и другие делали вид, что не замечают друг друга.

«Терпение и еще раз терпение. Скорость значения не имеет. Если они узнали о нем, он все равно уже покойник».

Кельсер вышел на большую площадь, от которой отходили четыре улицы. На каждом из углов был сооружен колодец, а в центре площади находился фонтан, украшенный массивной медной фигурой, позеленевшей от времени и почерневшей от сажи. Статуя изображала лорда-правителя в торжественной позе, облаченного в латы и плащ. Он как бы попирал ногами Бездну, затаившуюся в воде.

Кельсер прошел мимо фонтана. На поверхности воды плавали хлопья недавно выпавшего пепла. С тротуаров вслед ему неслись жалобные голоса попрошаек… жалобные, но в то же время раздраженные. Лорд-правитель хоть и с трудом, но все же терпел нищих. Конечно, лишь дошедшим до крайности скаа позволялось попрошайничать. Однако даже этой жалкой жизни позавидовали бы скаа, трудившиеся на плантациях.

Кельсер бросил им несколько монеток, не заботясь, что привлекает к себе излишнее внимание, и пошел дальше. Миновав три поперечные улицы, он оказался на другой площади, гораздо меньшей. На ней тоже сидели попрошайки, но тут не было ни фонтана в центре, ни колодцев.

Попрошайки здесь выглядели более плачевно: жалкие существа, которые не могли отбить для себя место на одной из центральных площадей. Бледные от недоедания дети и потрепанные годами взрослые взывали к прохожим слабыми голосами. Мужчины, у которых недоставало рук или ног, прятались по углам, и их перепачканные золой и сажей фигуры были почти неразличимы в тени.

Кельсер машинально потянулся к кошельку.

«Осторожнее, — спохватившись, мысленно предостерег он себя. — Ты не можешь спасти их всех, во всяком случае, деньгами тут не поможешь. Их время настанет, когда рухнет Последняя империя».

Не обращая внимания на жалобные призывы, он изучал грязные лица. Он лишь мельком видел Камона, но думал, что узнает его. Однако ни один из здешних попрошаек не походил на бывшего главаря, а ведь рост Камона должен был бросаться в глаза, даже несмотря на истощение.

«Здесь его нет», — разочарованно подумал Кельсер.

Кельсер в свое время приказал Милеву отправить Камона к попрошайкам, и его приказ был выполнен. Доксон сам присмотрел за этим.

Отсутствие Камона на площади могло означать и то, что он нашел себе местечко получше, и то, что его отыскало братство. Кельсер несколько мгновений стоял на месте, прислушиваясь к нытью нищих. С неба посыпались хлопья пепла.

Что-то было не так. Кельсер обратил внимание, что на северном углу перекрестка никто не сидит. Кельсер осторожно воспламенил олово — и сразу уловил в воздухе запах крови.

Он сбросил башмаки, снял ремень. За ними последовала застежка плаща — дорогая фибула упала на камни мостовой. Теперь на теле Кельсера металла осталось немного: только монеты в кошельке. Он сгреб в ладонь несколько монет и осторожно двинулся вперед, оставив попрошайкам ненужные предметы одежды.