Священник спускался из этого сооружение задом, по лесенке и, только оказавшись в безопасности на земле, повернулся к нам ликом и начал благословлять мирян. Это новое красочное зрелище привлекло во двор всех участников похорон и, главное, предстоящей тризны. Я надеялся, что и Аля выйдет под благословение, и мы, наконец, объяснимся, но ее по-прежнему не было.

Вместо нее явились все три невесты из числа раскаявшихся блудниц, чтобы пользуясь оказией, просить священника повенчать их с избранниками. Увидел я и женихов — совсем молодых парней, привлеченных, думаю, не столько приданым, сколько предстоящими плотскими радостями с красивыми и опытными девами.

Чтобы не выделяться из общей массы, я, как и все, подошел под благословение священника. Батюшка, старичок с добрым, простодушным лицом, щедро раздавал крестные знамения и давал целовать свою пухлую, мягкую руку.

— Это ты, сыне, привез убиенных? — спросил он меня.

— Я, отче.

— Как они преставились? — поинтересовался поп.

— Естественным путем, — серьезно ответил я. — Можно сказать, способом усекновения живота своего.

— Бог дал — Бог взял, — горестно вздохнув, сказал на это батюшка.

— Алеша, — позвал меня знакомый голос, и легкая рука прикоснулась к плечу, — нам нужно поговорить.

Забыв о священнике, я быстро обернулся. Аля, улыбаясь своей прежней, чуть смущенной улыбкой, стояла у меня за спиной.

— Не видел, когда ты подошла, я ждал тебя еще вчера, — со скрытым упреком сказал я.

— Прости, но я очень плохо себя чувствовала.

— Да, да, конечно. Я понимаю…

— Пойдем отсюда, здесь слишком много народа.

— Может быть, тогда в гостевую избу, там никого нет?

— Пошли.

Мы вышли из толпы, окружавшей колымагу. Я хотел взять жену за руку, но она незаметно ее убрала. Я сделал вид, что не заметил ее жеста и просто пошел рядом. К сожалению, у меня на совести было много чего, что должно было очень не понравиться любой жене, и это второй день угнетало меня. С ее способностью читать мысли она вполне могла узнать о моих романтических приключениях с другими женщинами и имела полное моральное право относиться ко мне, мягко говоря, сдержанно.

— Я недавно встретил бабку Ульяну, — сказал я, просто чтобы не идти молча.

— Да! Ну и как она живет? — вежливо удивилась Аля. — Здорова?

— Нормально живет, что ей сделается, она еще девчонка.

— Ты же сказал, что она бабка.

— Это в Захаркино она была бабкой, а здесь девчонка.

Аля, как мне показалось, хотела что-то спросить, но передумала, испытующе посмотрела на меня. Хотя так смотреть был повод скорее у меня. Она вела себя явно неадекватно, так, как будто потеряла память, или все, что нас связывало, было совсем неважно и забылось, как несущественные пустяки.

— Ты очень изменилась. Я, между прочим, попал сюда только для того, чтобы разыскать тебя.

— Откуда ты узнал, что я здесь?

— Мне сказали.

— Кто сказал?! — излишне торопливо и резко спросила она.

— Люди, — пожал я плечами. Объяснить кратко и на ходу все мои обстоятельства было просто невозможно.

— Странно, о том, что я нахожусь здесь, знал всего один человек, тот, которого ты называешь Меченым, — словно уличая меня во лжи, сказала Аля, недоверчиво глядя на меня своими необыкновенными глазами.

— Я не в том смысле. Я не знал, что ты находишься в этой деревне. Я сюда попал совершенно случайно. Пришлось везти убитого, ну, этого Меченого. Он разбойник, и его вольные крестьяне не хотели хоронить в своей деревне. Я говорю о другом. Я в это время попал только для того, чтобы встретиться с тобой.

— Этого обо мне тоже никто не мог знать.

— Тем не менее, мне сказали, что ты здесь.

— Вот я и пытаюсь узнать, кто тебе это сказал? Не понимаю, почему ты темнишь? — говорила она, явно начиная сердиться.

За разговором мы подошли к гостевой избе, и я, воспользовавшись поводом, не ответил.

— Проходи, пожалуйста. Здесь никого нет, и нам не помешают.

Мы прошли в горницу, и Аля выбрал себе место у окна, спиной к свету.

— Так кто рассказал тебе обо мне? — повторила она прежний вопрос.

— Я не знаю, кто они, — почти честно ответил я. — Эти люди нашли меня и сказали, что ты здесь. Для тебя что самое важное, кто что кому сказал?

— Не люблю, когда про меня болтают лишнее, — сердито сказала она. — Пожалуйста, в мое отсутствие не обсуждай меня, особенно с посторонними.

— Послушай, милая, тебе не кажется, что мы с тобой говорим на разных языках? — не выдержал я. — Что вообще с тобой происходит?!

— Со мной ничего. А вот ты последнее время ведешь себя очень странно. Куда, например, ты дел саблю?

— В какое «последнее время» и какую саблю? — удивленно спросил я.

— Ту, что у тебя была.

— У меня было много оружия, какую саблю ты имеешь в виду?

— Я имею в виду арабскую саблю в ножнах с самоцветами, которая была у тебя раньше. Та, которую ты украл, извини, взял у… — она замялась, не зная, как поименовать секту сатанистов, у которых я отобрал прекрасный старинный клинок в самом начале моих «подвигов».

— Она не арабская, а индийская, — уточнил я. — И почему она тебя вдруг заинтересовала та сабля?

— Я просто хочу проверить, откровенен ли ты со мной.

— Аля, я тебя не узнаю.

— Значит, ты не скажешь, где сабля?

— Далась она тебе! Что нам, больше не о чем говорить!

— Понятно, ты меня не любишь! — воскликнула она со слезой в голосе и типично истеричными нотками, которыми многие женщины сопровождают такое печальное для себя утверждение.

Честно говоря, у меня самого появилось такое же чувство, только в отношении себя. Моя милая, нежная, замечательная жена превратилась в какую-то куклу. Со вчерашнего дня я ломал себе голову, что с ней произошло, но ничего не мог понять. Вроде бы я общаюсь с совершенно незнакомым, странным человеком, у которого, кроме знакомой внешности, все чужое. Я сделал еще одну попытку разобраться в ситуации. Спросил:

— Что с тобой происходит? И вообще, как ты попала к Меченому?

Аля не ответила, посмотрела манящим взглядом и пошло облизав кончиком языка губы, прошептала:

— Хочешь сегодня ночью быть со мной?

— Ну, да, конечно, почему нет, — не очень любезно ответил я.

— Тогда будь со мной до конца откровенен.

Она, как слабая провинциальная актриса, играющая обольстительницу, сузила глаза и опять облизала губы. Меня это покоробило, но я еще попытался достучаться до нее прошлой: