переглянулись, а потом Петров с Титовым ухватились за руки и потащили тело Германа, а Глотов на закорках понёс Андрея.

При подходе к месту их дислокации рядом с селом их чуть не обстреляли военные из оцепления, но убедившись, что это свои, помогли добраться до медсанбата, расположенного неподалеку от села.

Бои под Комсомольским были таковы, что никто из врачей сильно не удивился, когда к ним притащили ещё раненых. И сразу приступили к оказанию помощи.

— Странно, не понял… — врач осматривал тело молодого парня, одежда которого на спине, а также на ногах была вся истерзана осколками мины, только вот никаких повреждений под ней не было. Не считая повреждений на затылке, где прослеживались ссадины от осколков — кости деформированного черепа соединились и встали на положенное природой место буквально перед самым доставлением тела в медсанбат.

Поток раненых был слишком большим, так что пожав плечами, врач, обработав раны на затылке, поручил санитарке перебинтовать голову, а потом отправить раненого на койку, что она и сделала, сказав сделать это двум медбратьям. А через пару минут, как тело Германа положили на свободную койку, под бинтами полностью заросли раны на голове, оставив между кожей и марлей вытолкнутые из организма пару осколков от мины…

А пока обрабатывали раны попавшего под взрыв мины Германа, осматривающие работники медсанбата Глотова и Петрова, обнаружили, что обстрел для последних не прошел даром: Глотову достался один осколок от мины в левую ногу — не глубоко засев в икре; а Роману — два в предплечье правой руки.

Уже утром всех раненых по приказу самого главного по происходящего в отдельно взятом месте бардаку отправили в Моздок…

— Ты как, вообще? — с койки с другой стороны от Германа обеспокоенно спросил Петров, находящийся вместе с ними в одной палате.

— Да вроде нормально, только вот мутит и блевать хочется, — поморщился Герман, оценивая внутреннее состояние своего организма. — О, Андрей, и ты здесь! — увидел он на ещё одной койке молодого парня, которого они вытащили вместе с Петровым.

Всего в палате было четыре койки, три из которых были заняты, а четвёртая в этот момент пустовала, но было заметно по смятому постельному белью, что её хозяин явно скоро вернётся. Оказалось, что они сейчас находятся в так называемой «офицерской» палате. Хотя с таким пафосным «обозванием» Герман бы поспорил, но такое сейчас время, что тут сделаешь. Палату организовал Роман, быстро добравшийся до заместителя госпиталя по хозяйственной части, завхоза короче, и договорившийся с ним о выделении отдельной палаты для всей их честной компании.

— О, Герман, живой! — открылась дверь и в палату вломился Роман, улыбающийся во все тридцать два зуба, обнаружив пришедшего в себя друга. — Мы думали всё, потеряли тебя, — было слышно, что он даже всхлипнул при этом, но задавил в себе чувства…

— Да хватит тебе уже, — шутливо отпихивал от себя «опера» Герман, который бросился обниматься с ним.

— Я думал, всё, — облегченно вздохнул Роман, оторвавшись от кое-как отбивающегося от него друга.

— Ну всё… Не дождетесь! — Герман был смущен, но был рад, таким эмоциям.

Эмоциональная атмосфера в палате поднялась на запредельный уровень с момента прихода в себя Германа, который третий день был без сознания. А врачи говорили, что прогноз — да никакой, потому что они не знают, когда именно он придёт в себя.

— Нас два дня «контрики» пытают, пока ты в отключке был, всё пытали, как Петров из плена выбрался, — обломал всех Глотов, глядя на Германа.

— А вы чего? — начал расспрашивать тот. — Надеюсь всё нормально. А то знаю я наших бюрократов. В измене Родины обвинят или ещё чего похлеще придумают!

— А мы…

Версия для «контриков» была разработана, пока они тащили бессознательное тело Германа, матерясь и ругаясь каждый раз, как спотыкались и чуть не роняли его тело. Сляпанная на коленке, но хотя бы что-то…

Итак, рядом с узилищем бывших «рабов» упал артиллерийский снаряд, который разрушил стены из узилища, а они воспользовались этой удачей и выбрались из застенков. После чего добрались до оцепления федеральных сил, где добрые люди помогли им добраться до лазарета.

Андрей, считавший Петрова за отца родного, как офицера и старшего товарища, который всё время плена всячески поддерживал его и опекал, полностью подтвердил версию их освобождения. Упирая больше на то, что вообще почти ничего не помнит. Да и при его состоянии слабости, он действительно много раз терял сознания, пока Герман, а потом Глотов тащили его, так что почти правду говорил. Поглаживая правую ногу, затянутую в гипс — в стопе были действительно две трещины в костях.

Через полчаса Глотов прихрамывая (из-за раны, которая ныла, но было терпимо) и поддерживая Петрова, помог дойти тому до туалета, где у них состоялся разговор:

— Помнишь тех, сквозь которых мы прошли?

— Плохо, но всё равно, такое хрен забудешь, — ответил Петров.

— «Контрики» толком ничего не говорят, но похоже, Герман какую-то шишку из боевиков завалил. Трясут всех, кто был в тот день в селе.

— А ты откуда знаешь? — пристально смотрел на него Петров.

— Одного знакомца нашел, он тут раненый, как и мы лежит на койке, под Комсомольским ранение получил.

— Кого? — не удержался Виктор.

— Вроде Гелаев, хотя точно не скажу, — пожал плечами Глотов.

— Н-да, — Виктор даже почти не удивился. — Ну да ладно, хрен с ним. Ты лучше расскажи мне, а почему «контрики» такие добрые? Что-то не сильно на них похоже, — он потёр шрамы на лице.

— Ха, так с ними Самойлов приехал, правда шибко ругался на Германа, — начал Глотов, успевший уже рассказать другу их перипетии и службу в Гудермесе. — Так он сразу заявил, что разрешает провести беседу, а не допрос. Не разрешив именно допрашивать прокурорских работников и членов их следственно-оперативных групп, — хмыкнул весело Глотов: «Убили какого-то боевика-террориста? Ну и отлично, туда ему и дорога. Работники прокуратуры в боевых действиях не участвовали. Нет смысла в их допросах. Так что — не хрен!» — процитировал он слова Михаила. — И действительно, допрос работников прокуратуры только с разрешения прокурора. А тут и прокурора нет — он в Перми. Да и вообще… А Самойлов руководитель, но не прокурор. И здесь не поймешь, как они взаимодействуют с военной прокуратурой. Фиг их поймешь с их заморочками.

— Так я вроде… — начал Петров.

— А я ему шепнул, что ты друг Германа, так что и за тебя горой встал, — не дождавшись окончания вопроса ответил Петров. — Больше горлом брал, ведь так-то, ты никто и звать тебя никак для него. Но «контрики» впечатлились.

— М-да, ну и хорошо, — как-то облегчённо сказал Петров, который сам прекрасно понимал, что вроде бы обошлось.

— Это да, — поддакнул Глотов. — Слушай, я вот не понял, а как так получилось, что у Германа не оказалось ни одного ранения?

— Чёрт его знает! Но ты знаешь, давай не будем это обсуждать, — Петров оглядел помещение туалета, — тем более — здесь!

— Ладно, — кивнул Глотов, поняв, что скорее всего они к этой теме вообще больше не вернутся.

Петров не стал ему говорить, посчитав, что неясностей вокруг Германа и так слишком много, так что не стоит множить их…

Перед тем, как они потащили Германа к своим, он успел ощупать поврежденную голову Германа. И имея определённый опыт по подобным ранам, ощутил под пальцами разломанные осколками мины кости черепа начальника в районе затылка — поняв, что он не жилец! Но и оставлять его там не собирался. А теперь складывается такое ощущение, судя по отсутствию каких-либо ран на теле Германа, что тот отделался только сильной контузией. Блин, как так-то…

— Ладно, что «контрики» по тебе сказали? — решил сменить тему Глотов.

— Да чего сказали… — невесело улыбнулся Петров. — Что-то там на грудь повесят, да деньги в том числе и за время нахождения в плену заплатить.

— Ну хотя бы так, — хлопнул его по плечу Глотов. — Ладно, пойдём в палату.

* * *

Март 2000 года

— Укусить тебя, что ли? — зубы Германа осторожно цапнули обнажённый женский сосок.

— М-м-м, ещё! — раздался возбуждённый голос Насти…

* * *

Подсуетились, так что через два дня, как Герман пришел в себя, воспользовались своим положением и на следующий день были в Москве в госпитале им. Вишневского. Договорившись с руководством лётного отряда на перевозку, прихватив с собой половину госпиталя из тяжелых.

Давно Москва не видела такого количества «скорых», в том числе и частных, которые прибыли к «Ходынке», вывозя тяжелораненых в госпиталь. Обычно в «таблетках» возили