Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не помню, – сказал Наткет. – Он столько всего рассказывал, что и в голове не удержишь.
– Есть такое, – согласился Большой Марв. – Он и сам половины не помнил… Знаешь, почему он фотографировал грибы?
– Потому, что они не могут убежать, – кивнул Наткет. – Тем ему и нравились.
Большой Марв мотнул головой.
– Не только. Так он запоминал… Случалось что необычное, он щелкал гриб. Для него это было вроде наклеек, что лепят на холодильник: не забыть сходить в магазин или покормить собаку. За каждым грибом – целая история. Честеру было достаточно только посмотреть на фотографию, чтобы ее вспомнить. Он меня как-то учил этой своей мимической технике…
– Мнемонической, – автоматически поправил Наткет.
– Не важно, все равно у него не вышло. Невозможное сложно запомнить.
– Сложно? – удивился Наткет. – Почему? Мне казалось, наоборот: сложно забыть о встрече с птеродактилем.
– Именно что казалось, – усмехнулся Большой Марв. – А на самом деле… Здесь как со снами: если их старательно не запоминать, и до завтрака ничего не останется. Честер считал, что причина в схожей природе. Нарушение заведомого порядка вещей, вот голова и не справляется.
Он замолчал. Краузе лежал, прикрыв глаза, и тяжело дышал, вцепившись в край одеяла. Наткет собрался было позвать Николь, но Большой Марв продолжил:
– Представь: идешь ты по лесу и встречаешь крокодила в шляпе. Невероятнее не придумаешь…
– Ну почему же, – сказал Наткет. Кого-кого, а крокодила в шляпе пару раз ему доводилось видеть.
Большой Марв его не услышал.
– Прошел час, и ты уже думаешь о коряге, похожей на крокодила. А через неделю и про корягу не вспомнишь. Стерлось. В мире есть определенный порядок – нельзя открыть дверь несуществующего дома. Но если ты выбрался на другую сторону, Вселенная постарается сделать все, чтобы ты этого не заметил…
Краузе перевел дух. Дверь палаты приоткрылась, и заглянула взволнованная Николь. Незаметно от отца она погрозила Наткету кулаком и покрутила пальцем у виска. Наткет в ответ развел руками.
– Честер приноровился водить Вселенную за нос… Какое-то время ему это удавалось. Но если слишком часто ходить на ту сторону, в один прекрасный день можно не вернуться…
– Поэтому и пропал отец? – тихо спросил Наткет.
– Я так думаю, – сказал Большой Марв. – Невозможное – это процесс… Как и горение. Но когда костер горит рядом – это одно: можно погреть ноги, сварить кофе или полюбоваться на пламя. Но когда ты сам полыхаешь – разговор совсем другой… Невозможное изменяет природу вещей, они уже не могут существовать. И Вселенная их выплевывает… Сюда или отсюда, на полюс или через полюс – этого я не знаю. Может, Честер знал, но кто теперь скажет?
– Погодите, – сказал Наткет. – Вы хотите сказать, что моего отца выплюнули?
– Он знал, на что идет, – вздохнул Краузе. – А вот консорциум с Каботом во главе, боюсь, не представляют, какую игру затеяли. Полюс им нужен, чтобы хапать, да побольше. Они не думают, к чему это приведет.
– К тому, что они все исчезнут? – предложил Наткет.
– Стал бы я дергаться? – сказал Большой Марв. – Но если развести костер посреди леса и раздуть огонь, рано или поздно начнется пожар. И его уже не остановишь: здесь скопилось столько топлива, что хватит на все побережье… а то и на всю планету. Глазом моргнуть не успеешь, а Вселенная выплюнет Землю со всеми потрохами.
Ворвавшийся ветер громко хлопнул форточкой. От сквозняка дверь с громким щелчком закрылась. Наткет поежился, и совсем не от холода. То, что рассказал Краузе, было до безобразия глупым и нелогичным, как и большинство историй Честера… И все же, после встречи с енотом, есть ли у него основания сомневаться в отцовской правоте? Предчувствие того, что рядом происходит что-то важное и в то же время опасное… Словно он оказался в темной комнате, полной ядовитых змей.
Наткет взглянул на Краузе. Тот вцепился в край одеяла так, что побелели костяшки пальцев. Плотно стиснув зубы, он не моргая смотрел в сторону Наткета. Может, из-за плохого освещения, но белки глаз приобрели странный голубоватый оттенок, а зрачки точно подернулись сигаретным дымом.
– Отец правда боялся ящериц?
– Может, и боялся, – сказал Большой Марв. – Терпеть не мог, уж точно. Не знаю, правда, почему…
Дверь палаты открылась. Наткет обернулся, решив, что это Николь, чье ангельское терпение лопнуло. Однако вместо нее зашел врач – бородатый мужчина за сорок. Николь выглядывала у него из-за спины.
– Я все понимаю, но вы же грубейшим образом нарушаете режим. Больной должен спать.
– Я плохо сплю, – заметил Краузе, прячась под одеялом.
– Придется постараться, – сурово сказал врач, указывая Наткету на выход.
Тот не стал спорить. Дверь захлопнулась перед носом, оставив их с Николь в коридоре.
– Лоу, ты с ума сошел? – прошипела она. – У тебя осталась хоть капелька мозгов? Ему нельзя так много разговаривать!
– Я-то понимаю, – шепотом ответил Наткет. – Но сама знаешь, его не остановить…
– И что?! Мог бы хоть попытаться, а не сидеть, развесив уши.
– Это было важно, – сказал Наткет.
– Да неужели? Настолько важнее его жизни? Ты хоть понимаешь, что случилось? Что он одной ногой стоял в могиле и, может, стоит до сих пор?
Она едва сдерживалась. Наткет почти видел, как в темноте коридора сверкают искры.
– Прости…
Николь не ответила. Она ведь права. Беда только в том, что если прав еще и Краузе, то дела обстояли хуже, чем можно было представить.
Врач вышел спустя пять минут.
– Как он? – Николь схватила его за рукав.
– Сложно сказать… Делает вид, что все в порядке. Но не похоже, что так оно и есть.
– Мне можно с ним остаться?
Доктор задумался.
– Вы его дочь? – спросил он. – Не положено… Но, если вы тихо посидите, присмотрите за ним. Главное, чтобы он не волновался и спал.
– Я прослежу, – пообещала Николь.
Она наградила Наткета таким взглядом, что он без слов понял, что возвращение в палату ему заказано.
– Хорошо, – сказал врач. – Снотворное в его состоянии противопоказано, но постарайтесь уговорить его уснуть. Если что – кнопка вызова рядом с койкой.
Он пошел по коридору, что-то бормоча под нос. Наткет проводил его взглядом.
– Я подожду в приемной, – сказал он.
Николь покачала головой.
– Лучше езжай-ка домой…
– Но…
Она зашла в палату и захлопнула дверь. Вздохнув, Наткет догнал доктора.